Альберт вел себя сдержанно и старался не проявлять своих чувств открыто. Но я не чувствовала необходимости притворяться, я обожала его. Я подходила к нему сзади, когда он сидел, и целовала его в голову, а когда мы расставались, подзывала его вновь для еще одного поцелуя. Я была полна любовью и не видела причин скрывать ее. Лецен считала, что я слишком экспансивна. Бедная Лецен! Уж не ревновала ли она немного? Я часто видела полуулыбку в глазах лорда Мельбурна и понимала, что его забавляет моя восторженность.

Мне кажется, Альберта иногда смущали — в присутствии посторонних — мои выражения привязанности к нему. Милый Альберт, он был слегка ошеломлен своим счастьем. Я была на три месяца старше его и королева. Из-за своего положения я вела себя более естественно и не особенно беспокоилась, что обо мне скажут. Мои дяди делали что хотели, и поэтому некоторых из них называли эксцентричными. Я была не совсем такая. Я просто выказывала свои чувства и не видела в этом ничего дурного. Наконец настал печальный день, когда Альберт должен был со мной проститься.

— Мы расстаемся ненадолго, — заверяла я его, — мы скоро будем вместе на всю жизнь.

Без него было тоскливо, но приготовления к свадьбе чуть отвлекали меня. Лорд Мельбурн сказал, что он должен составить Декларацию, которую мне предстояло прочитать Тайному Совету, чтобы официально известить их о моих намерениях. Было уютно сидеть с ним в Голубом кабинете, который стал совершенно особым местом для меня с тех пор, как я сделала там предложение Альберту. Я не удержалась рассказать об этом лорду Мельбурну, и как это было неловко.

— Но бедный Альберт никогда бы не осмелился сделать предложение мне. Кому-то нужно было взять это на себя.

— Я же вам говорил, что так и будет.

— Да, ведь могут возникнуть и другие подобные ситуации. Альберту всегда придется помнить, что я — королева. Лорд Мельбурн бросил на меня один из своих иронических взглядов:

— Я уверен, Альберт будет всегда об этом помнить, потому что ему не позволят об этом забыть.

— Иногда, — сказала я, — мне кажется, что вы недооцениваете Альберта. Лорд Мельбурн молчал. Я слегка притопнула ногой:

— Я права, лорд Мельбурн?

— Я осмелюсь заметить вашему величеству, что он очень молод и неопытен.

— Все сначала бывают неопытны. Альберт будет мне поддержкой. Он такой хороший.

— О да, он очень добродетельный молодой человек.

— И вы будете с нами, мой дорогой лорд Эм. Он взглянул на меня грустно, вероятно, думая о тори.

— Дорогой лорд Эм, — сказала я, — боюсь, что последнее время я была так невнимательна к вам. Он улыбнулся.

— Это естественно. И, к своему стыду, я вновь заговорила об Альберте:

— У меня есть миниатюра Альберта, написанная Россом. Я попрошу ювелира вставить ее в браслет, который буду носить не снимая.

— Я надеюсь, что он похож там на себя.

— Росс не отдал ему должного. Я помню, вы говорили, что он любит изображать людей хуже, чем они есть. Я не думаю, что это смешно. Это глупо. Но никто не мог бы изобразить Альберта таким, как он есть. Он слишком хорош.

Он посмотрел на меня с нежностью, которая всегда так трогала меня. Милый лорд Мельбурн! Хотя я любила Альберта, но частичка моего сердца всегда принадлежит моему премьер-министру.

Письмо от дяди Леопольда привело меня в восторг. Каждая строчка источала радость.

Я была так довольна письмом и комплиментами лорду Мельбурну, что показала ему письмо. Он всегда относился немного подозрительно к дяде Леопольду, и мне казалось, что ему будет интересно знать, какого высокого мнения дядя был о нем. Все, что сказал лорд Мельбурн, было:

— Симеон, насколько я помню… не Захария.

— Что? — спросила я.

— Ныне отпущаеши… Невольно я улыбнулась — это было так похоже на моего любимого лорда Мельбурна.

— Я рада, — сказала я, — что дядя Леопольд получил то, чего хотел.

— А я рад, — сказал лорд Эм, — что ваше величество получили, что хотели. — Затем он заговорил о том, как известить публику о моих планах.

Я надела свое самое скромное платье, на руку — браслет с миниатюрой Альберта. Теперь я была готова.

Все смотрели на меня. Мне казалось, что они сразу же заметили портрет на моем браслете. И догадались о документе, который я должна им прочесть.

Лорд Мельбурн всегда излагал все очень элегантно, и эта Декларация не была исключением. Я сообщила им, что решила выйти замуж за принца Альберта и что свадьба состоится очень скоро. Прочитав, я удалилась.

Позже ко мне зашел лорд Мельбурн. Он был слегка озабочен. Я не видела его озабоченным со времени истории с Флорой Гастингс и догадалась, что случилось что-то важное.

— Это моя вина, — сказал он, — я не счел нужным упомянуть, что принц Альберт — протестант. Газеты подняли шум. Они говорят, что он католик, а королева не может быть женой католика[36].

— Но Альберт протестант. С чего они взяли, что он католик?

— Ваш дядя Леопольд сосватал своих родственников по всей Европе, и некоторые из очень выгодных браков были с католиками.

— Но это легко поправимо.

— Да, но это говорит о том, что есть люди, намеренные чинить нам препятствия во всем.

— Но почему?

— Газеты охотятся за всякими пикантными новостями, чтобы больше заработать. А тори надеются, что придет время, когда им удастся нанести нам поражение. Я содрогнулась.

— Пожалуйста, лорд Мельбурн, сообщите им, что Альберт — убежденный протестант.

Мне следовало быть готовой к новым неприятностям. Хотя было просто доказать, что Альберт никогда не был католиком, но возникли и другие возражения. Теперь я искренне верю, что есть люди, кто просто не выносит, когда другие счастливы, например мой дядя Кумберленд.

Казалось бы, что, став королем Ганноверским, он должен был бы перестать преследовать меня. Я уже коронованная королева Англии, однако он принадлежал к тем людям, кто никогда не теряет надежды.

Когда я объявила, решив, что во время всех церемоний место Альберта рядом со мной, что значило — он должен быть впереди моих дядей, герцоги Кембридж и Сассекс сочли это нормальным, но Кумберленд, конечно, стал возражать. Он был не просто герцог, но король, он был сыном моего деда Георга III, и если бы волей злой судьбы мой отец не опередил его в появлении на свет, он был бы теперь королем Англии. Эта несправедливость природы раздражала его всю жизнь, и теперь он решил досаждать мне тем, что стал во всеуслышание пренебрежительно отзываться об Альберте, называть «его фиктивное высочество», восстанавливать Кембриджа и Сассекса против моего избранника.