упасть, Кинг потянул ее от края ступенек и потерял равновесие.
Он грохнулся на спину, а она приземлилась прямо на него… Ладненько так приземлилась, сложившись с ним в один соблазнительный бутерброд. То, что доктор прописал для увеличения в размерах кое-каких частей тела Пэкстона.
— Чтоб подохли все хрустальные шары! — процедила она, поднимаясь на руках и глядя на него сверху внизу. — Убивать меня вообще не вариант, как и хватать меня за… — Она резко подалась назад и кое-как встала на ноги. — Это тоже не вариант, говорю!
Пэкстон поднялся вслед за ней.
— Ах, простите, — съехидничал он. — Я мужчина. И это рефлекс. Что я могу сказать? Ничего личного.
— Вот те раз! Ну, спасибо на добром слове.
— Ну ладно. Это случилось потому, что ты… у тебя… обалденная задница.
— Ты прямо фонтанируешь комплиментами.
Кинг поднял руки, выбрасывая белый флаг.
— Прямо не могу остановиться.
— Этот твой рот, волосатые горилльи лапы и вон ту неуправляемую змею, которая прячется у тебя в штанах, следует зарегистрировать как смертельное оружие.
Кинг покашлял, чтобы скрыть рвущийся наружу хохот — такой же неуместный сейчас, как кость в горле. Впрочем, это не мешало ему пожирать взглядом вздымавшуюся от ярости грудь.
Крошечная моторная лодка как раз отчалила от острова и поплыла в сторону Салема. Шизанутая леди в красном (в данный момент, скорее, разъяренная фурия) выудила откуда-то сотовый и начала вертеться вокруг своей оси в поисках сигнала. Это дало Пэкстону возможность рассмотреть ее соблазнительные формы со всех сторон.
— Не могу поймать расцветущий сигнал!
Она с силой захлопнула телефон и сжала его в руке так, словно собиралась воткнуть его во что-то из крови и плоти. То же самое Кингу хотелось сделать со своей «неуправляемой змеей».
— Что ж, мне жаль, — сказал он, покачав головой, — но на острове нет сотовой связи.
— Тогда можно мне позвонить со стационарного телефона?
— Электричество поставляют генераторы, но телефонных линий с материка здесь нет. Пэкстонам нравилось такое положение вещей. Это кое-что о них говорит, согласна?
— К хренам всех Пэкстонов. — Особенно этого. — Она была моим билетом домой, — проговорила фурия, указывая на бодро уплывающую лодчонку. — Видимо, это жуткое завывание, которое у тебя там, в замке, испугало капитана Придурка.
Кинг никогда не слышал воя на улице.
— Ты слышала вой прямо отсюда?
— В яблочко, гений. Он распугал всех птиц. И вообще, забудь о вое. Я тут застряла, елки-палки! Каким макаром я вернусь домой?
— У тебя весьма странный словарный запас.
— Негативные слова приглашают негатив в твою жизнь. Так что я стараюсь быть позитивной.
— «Чтоб подохли все хрустальные шары»? — напомнил он.
— А, это! От этого никакого вреда. Это как кирпичный пенопласт. Пенопласт не бывает кирпичным, а хрустальные шары не могут умереть.
— Лаааадно. «Елки-палки»?
— Растение.
— «Хрен»! Ты сказала «к хренам».
— Мне нравится слово «хрен». Его едят, от него веет чем-то хорошим, сильным. Позитивное словцо.
Подавив желание поиграть в рыбу, которую выбросили на берег, Кинг почесал грудь. Он понятия не имел, что с ней делать. С одной стороны, ему хотелось вышвырнуть ее к упомянутым хренам, а с другой — предложить свой…
— Рад, что мы прояснили этот момент.
— Так как мне быть с возвращением домой?
— А, ну да. Позже вечером я могу отвезти тебя на вертолете. А можешь дождаться пятичасового морского такси и уплыть в Салем в компании вылезших из ада строителей.
— Почему бы мне не попробовать добраться до Салема вплавь?
— Можешь и вплавь. Только не кусай по пути акул.
— Спасибочки. Я выбираю строителей.
Кинг потер щетину на подбородке и, как озабоченный кобель, собирающийся обхаживать очередную «жертву», пожалел, что не побрился этим утром. Кто б сказал еще пару дней назад! Он ничегошеньки не знает об этой дамочке, а она уже тащит его на поводке на минное поле тестостерона, реагирующее на перепады температуры и готовое взлететь на воздух от любого контакта.
Вглядываясь в Салемскую гавань, она уселась на обломок скалы, положив ногу на ногу и покачивая красной шпилькой, чем предоставила Пэкстону еще один угол обзора. Проведя рукой по волосам, чтобы убрать от лица непослушные локоны, она снова взглянула на Кинга.
— Кстати, а почему ты меня преследовал?
— Ты побежала, я побежал за тобой.
— Я побежала, потому что ты за мной побежал. Ты псих?
— Видимо, я должен раз сто извиниться, потому что мой прораб почему-то решил, что ты действуешь как успокоительное на рабочих и это жуткое завывание по углам. Давай вернемся в замок. Только для того, чтобы доказать ему, что он ошибается.
— Я, скорее, съем свои туфли. Ты только что вышвырнул меня. Причем дважды. Кроме того, ты втянул себя в проигрышную ситуацию.
— Тогда приезжай сюда попозже.
— Вряд ли я воспылаю желанием.
Кинг застыл. Если ей нравится слово «хрен», то сейчас она имела в виду… Неееа, не могла она иметь это в виду. Господи! Ему была нужна женщина. Любая… кроме этой, ясное дело. Потому что эта точно больная на голову. Неужели она действительно может стать источником умиротворения?
— Что ты имела в виду, когда сказала о проигрышной ситуации?
— Проигрыш уже маячит у тебя под носом. Поэтому вместо того, чтобы оскорблять тебя, я просто посижу здесь и подожду того момента, когда смогу вернуться домой.
— Семь часов?
— Лучше глубокое синее море, чем дьявол во плоти.
Дьявол его дернул, или черт какой, только прямо сейчас Пэкстон хотел зацеловать до смерти полные, наглые и просто созданные для поцелуев губы этой психованной девицы. Никогда раньше он не видел такого лица — невинного и соблазнительного одновременно.
Кинг шагнул ближе и снова поднял ее на руки. И не встретил никакого сопротивления. Дотащив ее до дверей, он на секунду остановился. Мысль о том, чтобы перенести ее через порог становилась все отчетливее. А это значило, что он должен избавиться от этой барышни, как от готовой рвануть прямо у него в руках гранаты.
— Я сказала, что ненавижу, когда ко мне прикасаются.
— Да-да, помню. Видимо, поэтому ты сейчас дерешься со мной не на жизнь, а на смерть.
Как только он договорил, она забарахталась у него на руках. Это, в лучшем случае, представляло собой всего лишь символическую попытку борьбы, а в худшем — попытку соблазнения. Или, секундочку, все с точностью до наоборот? Кинг тут же вошел во вкус, пытаясь угомонить ее, по-прежнему держа на руках, чтобы впечатать каждый изгиб ее тела и каждую черточку лица в чувственную копилку своей памяти, не говоря уже о тактильной. Она словно хотела забраться к нему в душу, и, черт побери, ему хотелось, чтобы так и было. Хотя нет. Он хотел вобрать в себя каждую деталь ее ошеломительной внешности… каждый кусочек того, что делает ее живой… И он хотел… забраться к ней в… быть внутри нее.
Да, черт возьми!!! Он адски этого хотел.