А пока скажем о старухе. Поднялась она рано, умылась, причесалась и направилась к Симэнь Цину.

— Его милость дома? — спросила она привратника.

— Не знаю, — послышался ответ.

Старуха встала у ворот напротив. Однако ждать ей пришлось недолго. Немного погодя появился приказчик Фу и стал открывать лавку. Ван бросилась прямо к нему.

— Позвольте узнать, дома ли ваш господин? — спросила она, отвешивая поклон.

— По какому такому делу, почтенная тетушка, вам понадобился мой господин? — спросил Фу и добавил: — Хорошо, что меня встретили. Другие вам ничего бы толком не сказали. Хозяин вчера справлял день рождения. То дома с друзьями пировали, а под вечер всей компанией в веселый квартал отбыли. И до сих пор нет. Идите-ка туда. Там его и отыщите.

Старуха поблагодарила приказчика и направилась к управе. Она миновала Восточную улицу и очутилась у переулка «кривых террас». Тут-то она и заметила вдали Симэнь Цина. Он ехал верхом с востока, сопровождаемый двоими слугами. От вина у него рябило в глазах и качало в седле со стороны на сторону.

— Да, лишнего вы заложили, ваша милость, — громко крикнула Ван и остановила лошадь.

— Мамаша Ван? — пробормотал хмельной Симэнь. — В чем дело?

Старуха зашептала ему на ухо.

— Да, да, мне слуга говорил. Знаю, сердится. Ну вот, к ней и поеду.

Так, слово за слово, сами того не заметив, оказались они у дома Цзиньлянь. Первой вошла сводня.

— Радуйтесь, сударыня! — воскликнула она, обращаясь к хозяйке. — Стоило старухе взяться, как и часу не прошло, а его милость уж ждет у ворот.

Цзиньлянь приказала Инъэр немедленно прибрать комнаты, а сама вышла встретить Симэня.

Долгожданный гость, полупьяный, обмахиваясь веером, проследовал в дом и поклонился хозяйке.

— Давно не заглядывал! — Цзиньлянь поклонилась в ответ. — Бросил и на глаза не показываешься. Впрочем, до меня ль тебе! К новой госпоже прилепился — не оторвешь. А меня-то заверяли, будто ваша милость никогда не изменит…

— Какая новая госпожа? Что за вздор! — воскликнул Симэнь. — Я дочь замуж выдавал, потому и прийти не мог.

— Да будет уж врать-то! Новых услад ищешь, вот и рыщешь повсюду. Пока жизнью не поклянешься, ни за что не поверю.

— Пусть меня покроют язвы величиною с чашку, — начал Симэнь, — три, нет, пять лет изводит желтуха, пусть во мне копошатся черви по коромыслу в длину, если я изменил тебе…

— Ах, изменник негодный! Ну причем тут чашки и коромысла!

С этими словами Цзиньлянь сорвала с Симэня новую четырехугольную шапку с кисточкой и бросила ее на пол.

— Ты обижалась, не хочет, мол, старуха его милость пригласить, — вмешалась Ван, поднимая шапку и кладя ее на стол, — а сама шапку срываешь. Чтобы голова простыла, да?

— Чтоб он совсем замерз, изменник! Ни капельки не пожалею.

Цзиньлянь выхватила у него золотую шпильку и стала разглядывать. Шпилька хранила следы масла для волос, на ней выделялись выгравированные строки: