Итак, побитый Юньгэ не знал, как бы ему выместить обиду. Он подхватил корзину с грушами и пошел разыскивать У Чжи. Пройдя несколько улиц и переулков, он заметил, наконец, торговца с коромыслом на плечах.

— Давно не видались, — проговорил Юньгэ, останавливаясь и разглядывая У Чжи. — А ты, брат, раздобрел.

— Мне толстеть не с чего. Я всегда такой, — отвечал У Чжи, ставя коромысло на землю.

— Как-то нужны мне были отруби, все лавки обошел — нигде нет. А у тебя, говорят, хоть отбавляй.

— Откуда у меня отруби? Я ни гусей, ни уток не развожу.

— Не разводишь, говоришь? А отчего ж разжирел и размяк, как селезень? Бери тебя, в котле вари, ты и голоса не подашь.

— А, ты оскорблять меня, макака негодная? Моя жена ни с кем шашни не водит, как же ты смеешь называть меня селезнем?[137] — возмутился У Чжи.

— Шашни не водит, а путается вовсю, — выпалил малый.

— С кем путается, говори! — остановил его У Чжи.

— Вот чудак! Да ты меня-то не хватай, лови лучше того, кто у нее под боком.

— Братец! Скажи, кто он, — допытывался У Чжи. — Десяток лепешек дам.

— Причем лепешки! Выпить пригласи, тогда скажу.

— Пойдем!

У Чжи поднял коромысло и повел Юньгэ в кабачок. Там он опустил коромысло, достал лепешек, заказал мяса и вина и пригласил Юньгэ.

— Вина хватит, а мяса пусть еще подрежут, — попросил паренек.

— Ну, говори же, брат.

— Не торопи. Поем, тогда и расскажу. И не волнуйся. Я тебе помогу любовников поймать.

— Ну, говори! — не унимался У Чжи, видя как Юньгэ поглощает мясо и вино.

— Хочешь знать, вот пощупай у меня на голове шишку, — начал сорванец.

— Где это тебе подсветили?

— А дело было так. Иду я с корзиной груш, ищу господина Симэня. Все исколесил, нигде нет. Тут один и говорит: «Он в чайной у старой Ван с женой У Старшего забавляется. Каждый день наведывается». Пошел туда. Может, думаю, медяков тридцать или полсотни заработаю. И представь себе. Старая карга не пустила меня к Симэню, избила, сука, и выгнала вон. Вот я и пошел за тобой. Сперва подразнил немножко, чтоб расшевелить, а то бы ты и не поинтересовался.

— Это правда? — спросил У Чжи.

— Ну, опять за свое! Говорю, никудышный ты человек! Жена там с Симэнем тешится, только и ждет, как ты за ворота. Сразу к старухе бежит, а ты не веришь. Неужели врать буду?!

— Не скрою, брат, — сказал У Чжи, выслушав мальчишку, — жена, верно, каждый день к старухе ходит — то платье шьет, то туфли. А домой заявится — румяная такая. У меня ведь дочка от первой жены, так она ругает и бьет ее с утра до ночи, есть не дает. А эти дни совсем не в себе. Меня увидит, не улыбнется. Я и сам стал подозревать. Верно ты говоришь. А что если я оставлю коромысло да пойду накрою любовников на месте преступления, а?

— Ты взрослый человек, а понятия у тебя никакого! Эту тварь Ван ведь ничем не запугаешь. Ну, как ты их накроешь? У них условные знаки. Стоит старой карге тебя только завидеть, сразу жену твою спрячет. А Симэнь — ого! Таких как ты, два десятка уложит. Его ты не схватишь, а кулаков его отведаешь. У него ведь и деньги, и положение. На тебя ж потом и жалобу подаст. Засудит, а за тебя кто заступится? Только себя погубишь.

— И то верно. Но как же ему отплатить?

— Мне тоже старухе отплатить надо, — сказал Юньгэ. — Вот что я тебе посоветую. Сейчас ступай домой и молчи, виду не подавай. А завтра лепешек возьми поменьше и выходи торговать. Я тебя у переулка подожду, а как заявится Симэнь, позову. Ты возьмешь коромысло и будешь наготове поблизости. Я разозлю старую каргу, она начнет меня бить. Как только я выброшу на дорогу корзину, вбегай в чайную. Старуху я постараюсь задержать, а ты врывайся прямо во внутреннюю комнату и чини над ним расправу. Верно я говорю?

— Не знаю, как мне благодарить тебя, брат, — сказал У Чжи. — Есть у меня несколько связок медяков, на, возьми. А завтра пораньше приходи на Лиловокаменную. Буду ждать.

Юньгэ получил вместе с деньгами лепешек и удалился. У Чжи расплатился за вино, взял коромысло и пошел торговать, но вскоре вернулся домой. Цзиньлянь обыкновенно ругала и всячески унижала мужа, но в последние дни у нее, видно, совесть заговорила, и она немного смягчилась. А У Чжи, как всегда, молчал.

— За вином сходить? — спросила она.

— Да я только что выпивал с приятелем, — отозвался муж.

Цзиньлянь накрыла стол, и они сели ужинать, но о том вечере говорить больше не будем.

Наутро после завтрака У Чжи припас всего три противня лепешек. Цзиньлянь ничего не заметила. Ведь она думала лишь о Симэне. Муж прихватил коромысло и отправился торговать, чего только и ждала жена. Она тут же шмыгнула в чайную и стала поджидать любовника.

Но вернемся к У Чжи. В самом начале Лиловокаменной он встретил Юньгэ. Тот стоял с корзиной в руке и озирался по сторонам.

— Ну как? — спросил У Чжи.

— Рановато еще. Ступай поторгуй немного и приходи. Молодчик вот-вот пожалует. А ты будь поблизости, далеко-то уж не уходи.

У Чжи побежал продавать лепешки и немного погодя опять подошел к пареньку.

— Как выброшу корзину, так и выбегай.

У Чжи оставил коромысло, но не о том пойдет речь.

О том же говорят и стихи:

Итак, подхватил Юньгэ корзину и вошел в чайную.

— Ты меня за что вчера избила, старая свинья? — заругался он.

— Ах ты, макака проклятая! — вскочив с места, с гневом набросилась на него Ван. — Чего тебе тут нужно? Опять пришел старуху оскорблять, да?

— За тем же самым, старая сводня, собачье мясо! … тебе, случница!