вулканов в небе Авачинскую губу. Вон сразу три вулкана с классическими формами конусов. В глубине бухты видны какие-то избушки. Да, вон и корабли. Офицеры и Прайс навели туда трубы.
— Вот все их укрепления, — сказал Прайс, показывая на маленькую деревянную батарею у подножия одной из скал. — Оставить такие ворота неукрепленными!
Теперь предстояло выяснить, как же защищен сам Петропавловск. На что же надеются здешние командиры? Под Москвой у русских вся сила в мужике. Но что может сделать несчастный мужик здесь против современного оружия?
Прайс понимал, почему не укреплены ворота. У противника очень слабы ресурсы, нет дальнобойной артиллерии, видимо, немного людей, они не хотят разъединять силы, расставляя их по разным пунктам. Собрались все воедино и приготовились стоять насмерть. «Рано мой коллега Де-Пуант стал мечтать вслух о белых флагах, которые тут выкинут».
Адмирал велел держать прямо на Петропавловск. Он хотел подойти как можно ближе, увидеть внутренний ковш и рассмотреть его как можно лучше. Гористый мыс отходил на сторону, открывая внутреннюю бухту.
— «Аврора» здесь, — торжественно сказал капитан «Вирейгоу».
««Аврора» здесь, — повторил про себя Прайс. — Свершилось! «Аврора» найдена! Теперь ее надо взять».
Прайс с вниманием рассматривал каменистые сопки. Если не укреплены ворота, то здесь, видимо, сделано все, что возможно. Что же они решили? А, черт возьми, вон они где еще батарею выстроили… Ого, и между двух гор тоже. Да еще и на косе? Фрегат вооруженным бортом выглядывает из-за косы. Довольно искусно обложили они все подходы к городу своими батареями. Они, кажется, не сидели сложа руки.
Но Прайс чувствовал себя более сильным и готовым здесь все взять. Уничтожив гарнизон Петропавловска, взяв в плен суда и губернатора, он отведет от себя обвинения в промедлениях. Русской эскадры Путятина нет! Слухи о ней идут из Гонконга! И еще эти янки! Уверяли, что у русских дюжина судов в океане.
— Ковш виден! Фрегат здесь! — повторял капитан парохода. — Еще судно под американским флагом! Еще небольшое — русское, и еще одно под гамбургским!
Ресурсы порта ничтожны! Но кто бы мог подумать, что они так укрепятся. Придется штурмовать и разрушать.
Глава вторая
ЗАЩИТНИКИ
Здесь кстати заметить всю верность взгляда цесаревича Константина, что война портит армию[99].
В торжественной тишине пароход «Вирейгоу», стуча машиной, подходил по огромному зеркалу Авачинской бухты к Петропавловску. Утро прохладное и ясное, какие часты в августе на Камчатке. Солнце только что взошло. Казалось, сама природа, море, вулканы — все замерло и притихло в предчувствии того, что сейчас начнется. И этот стук машины, и гул винта, и огромный, еще не виданный в Петропавловске пароход, и неизвестность — враг ли это или нет, — все занимало и волновало людей.
Весь Петропавловск ждал, затаив дыхание: и матросы, и казаки, и офицеры, и добровольцы — чиновники и мещане, вперемежку, но дружной и единой массой стоявшие на судах и батареях, и женщины, уходившие вместе с детьми в этот час в горы, и старики, угонявшие коров и смотревшие с вершины горы на дымящееся судно, и камчадалы — все две тысячи жителей и защитников города.
Еще вчера с Бабушки просигналили, что в море видна эскадра из шести судов. В Петропавловске все было приведено в боевую готовность.
«Вот и недаром так выли собаки. Уж я ли собачьего воя не слыхал, но так, как камчатские собаки воют, — никогда не доводилось. Уж они надрывались! Дня три выли. Камчадалы твердили, что это верный признак — идет враг. Хотя в море еще ничего замечено не было. Неужели правда, что перед приходом судна в Петропавловск дня за два-три воют собаки? Видно, чуют звери, по воде, что ли, до них доносится. Вода ли соленая запах в себя не берет, его несет ветром к Камчатке. Да, говорят, что еще никогда так собаки не выли, как нынче! А офицеры смеялись, — мол, случайность. Вот и досмеялись. Вот и гости к нам. Пароход идет, а за воротами, сигнальщик сказывает, — еще пять кораблей», — так думал, стоя на батарее Сигнального мыса у своей пушки, забайкальский казак Маркешка Хабаров. Он вместе с товарищами благополучно совершил небывалое путешествие и, прибыв на Камчатку, назначен в артиллерию на первую батарею. Место опасное. Само начальство знает, что когда враг начнет палить ядрами по этим скалам, то с них посыплются камни.
Есть тут и аврорские матросы, и двое мещан. Всего на этой батарее пять орудий — мало, на других по десятку и больше. Из казаков в наводчиках один Маркешка. Остальные артиллеристы здешние или с «Авроры», здоровенная матросня, все с лычками на погонах, — значит, заслуженные. Но Маркешка нынче и сам унтерцер!
Командир батареи Петр Федорович Гаврилов тут же, ходит спокойный и веселый, словно враг не идет. Гаврилов заговаривает со всеми по-свойски, как нижний чин, важности нету! Откудова такого взяли?
Маркешка как-то не думает о том, что камни посыплются на него при первом же залпе вражеских батарей. На миру и смерть красна. Но Маркешка еще повоюет. Он приладил свою пушку, хотя не выпалил из нее ни разу; пороха в Петропавловске мало, всего по тридцать семь зарядов на пушку на всю войну. Завойко доверил Маркешке наводить орудие, узнав, что казак Хабаров — природный мастер стрельбы. А у Завойко чинов нет, он это сам говорит. Он обрадовался, когда узнал, что Маркешка оружейник и по праздникам стрелял на заводе из пушки.
«Пришли англичане», — думал Александр Максутов, распростившись с братом Дмитрием, спеша в этот ранний час на свою батарею.
Оба брата командуют батареями, и у каждого по десять орудий. В руках братьев главные ключи к обороне. Батарея Дмитрия на берегу в городе, чуть не рядом с «Авророй», и с ней вместе составляет как бы внутренний защитный пояс самого города. «Аврора», конечно, еще сильнее его батареи. Она — основа артиллерийской силы. Изылметьев — старый боевой конь, охулки на руку не положит!
Батарея Александра на внешнем поясе, она на седловине, на вершине хребта между двух сопок — Сигнальной и Никольской. Сюда втащены корабельные орудия большого калибра.
Да, сомнений не было. Это англичане. Кто еще? Американская эскадра из Японии? Вряд ли! Отброшены прочь все предположения, что враг сюда не пойдет, а с ними вместе как рукой сняло и скуку.
«А вот Пилкин не верил, что враг явится, и мечтал о жуировании в экзотических портах», — думал бежавший на батарею Сигнального мыса вместе с губернатором лейтенант Федоровский, прикомандированный к нему своим капитаном.
Впереди, где-то за скалами ворот, далеко в море теперь стоит целая вражеская эскадра. Надвинулась туча, начиналась война, может быть, каждого из защитников города ждет смерть. Начало войны каждый почувствовал в этом стуке и гуле приближающегося парохода. И казалось Федоровскому, что только один Завойко, этот упрямый человек, не боится, что он все ждал врагов и наконец рад, что дождался. Он все предвидел, и на него была надежда в беде, как на отца.
Завойко исполнил свое обещание. Он пришел на первую батарею, поздоровался с командой и с Петром Федоровичем и встал с трубой в руках на скалистом косогоре, чуть повыше площадки с батареей, среди переломанных кустарников. Одна нога у него съехала вниз по осыпавшейся щебенке, а другая была
