— У нас был слух, что маньчжуры собрали войско, чтобы не пропустить вас.
— Да, нас пугали, что через Амур цепи под Айгуном.
— Я не верил, но вы так задержались.
— Амур гораздо длинней, чем предполагалось. Какая огромная и роскошная река! Какая страна! Великолепное приобретение.
— Здравствуй, Петр!
— Здравствуй, Геннадий!
— Как же в Айгуне?
— Да все обошлось благополучно, и с амбанем расстались друзьями!
— Китайцы пропустили нас прекрасно! — заметил Миша Корсаков.
— Китайцы готовы всячески поддержать нас в борьбе против англичан, — серьезно сказал Муравьев. — Амбань мне так и сказал, что англичане их заклятые враги и что тут, мол, у нас цель одна и ум один. Очень благодарю вас, Геннадий Иванович, за подготовку лоцманов. От устья Уссури мы шли как по родной стране, нас всюду встречали, как своих. Россия вам будет вечно благодарна. От устья Уссури мы оказались как бы в России. Это поразительно, горсть у вас людей, а за три года при вашей бедности, крайней нехватке в средствах произведено такое влияние на такой огромной территории…
— Я сам не мог встретить. Узнав о прибытии эскадры и что война объявлена и не имея сведений от вас…
— Где эскадра?
— «Паллада» в Императорской гавани, ваше превосходительство, паровая шхуна в Де-Кастри и ждет…
«Отлично! Шхуна нужна!»
— …чтобы с вашими распоряжениями идти в Императорскую.
— «Оливуца»?
— Пошла на Камчатку с вашими распоряжениями. Транспорты «Двина», «Иртыш» и «Князь Меншиков» в Де-Кастри ждут прибытия сплава, чтобы везти войска.
— На Камчатку пойдет триста.
— Не могу без гнева вспомнить, ваше превосходительство. Путятин снял все посты на Сахалине! Буссэ исполнил беспрекословно и явился на шхуне в Де-Кастри.
— Николай Васильевич здесь?
— Да. Николай Николаевич! Вы получили мое письмо на устье Уссури? Гольд жив?
— Да, да, но об этом после! Я ведь в вашей власти, и ошибка может быть исправлена. Сейчас не до того. Надо отправлять войска в Камчатку, подкреплять, а не рассеиваться. Пост я не поставил.
После общего сумбурного разговора Муравьев увлек капитана в свою каюту.
— Не гневайтесь на меня, Геннадий Иванович, но я не мог и не должен был оставлять пост, — серьезно добавил Муравьев.
— А на Хунгари?
— Нет!
— Да вы все дело портите, Николай Николаевич! — кажется пользуясь тем, что они были одни, резко сказал Невельской.
Лицо его вытянулось, заметны костлявые надглазницы. Чувствуется, что утомлен до крайности, ему не до торжества, для него решается вопрос жизни и смерти.
— Идут американцы. Эскадра Перри…
— Успокойтесь, Геннадий Иванович.
— Как мы добивались с вами, чтобы Сахалин занять, сколько вы хлопотали! Я узнал — чуть волосы не вырвал! Что же это, помилуйте, за что? Какое имеет право адмирал? Уничтожить все труды, зачеркнуть. Подло! Где честь у майора Буссэ?
— Видимо, были у адмирала какие-то соображения.
«А невыдержан Невельской, — подумал генерал, — чуть не испортил историческую встречу».
— Но как вы, Геннадий Иванович, могли не снабдить зимовку в Императорской? — раздраженно сказал губернатор. — Ведь это бросает пятно на все наше дело. Эти смерти теперь будут вечным упреком и вам, и мне. И так бог знает что говорят про экспедицию в Петербурге.
Невельской стал объяснять. Муравьев, казалось, был расстроен.
— Кстати, гольд, доставивший ваше письмо на устье Уссури, исполнил все молодецки. Он поразил меня. Это совершенный герой. У вас есть глаз на людей. Он служит у меня на сплаве, и я буду хлопотать о награждении его медалью.
Муравьев сказал, что уже приказал доставить Удогу на свое судно, чтобы гольд повидал капитана, как он просил.
— А теперь отпразднуем встречу, Геннадий Иванович! «Свитские» ждут! И сегодня же соберем военный совет.
Невельскому еще хотелось объяснить очень многое…
На военном совете и до совета в беседе с генералом в присутствии Казакевича и Корсакова — совершенное поражение! Отвергнуты все планы! Отказ полный. Не приняты ни проект занятия южных гаваней, ни план партизанской войны. Категорически отвергнуто предложение — все снять с Камчатки и вести бескровную войну, заставляя врага блокировать берега нового края и давая ему убедиться, что страна наша.
— Окститесь! — сказал Муравьев при Казакевиче и Корсакове. — Вы предлагаете убрать все с Камчатки, когда само плаванье по реке Амуру разрешено государем и открыто для снабжения и подкрепления Камчатки. Теперь, когда государь повелел «плыть!», обнаружится, что мы не в силах стоять на Камчатке!
Тысячи доказательств готов был выложить Геннадий Иванович, но все тщетно.
Перед советом Муравьев познакомил Невельского с инженером Мровинским и сказал, что у него планы великолепные по части обороны Камчатки.
— Орудия я отправлю на «Двине», — сказал Муравьев.
На совете все офицеры подтвердили полное согласие с планами Муравьева. Губернатор даже сдерживал «свитских», когда критиковали, и некоторые довольно едко, предложения Невельского.
…Пароход стоит на протоке, ведущей в озеро Кизи. Всюду снуют лодки. Слышно, где-то играет горн. Пароход дал приветственный гудок, подошел и взял баржу на буксир, повел ее в протоку.
Через, час генерал со своими ближайшими помощниками Корсаковым, Казакевичем, Невельским, инженером и адъютантом — съехал на берег для осмотра места. Поднялись на холм.
— Здесь будет батарея! — сказал Муравьев. Он стал давать указания. Сверху видно, как одна за другой прибывают баржи и пароход вводит их в протоку, ставит в назначенные места.
На другой день Мариинский пост стал неузнаваем. Со всех сторон холма — и на протоке, и на реке — стоят суда. На берегу разбит лагерь. С барж солдаты на руках по трапам стаскивают орудия и затягивают их лошадьми на вершину холма. Делается обширная вырубка — человек пятьдесят солдат и казаков валят лес. На холме, на островах забелели рубахи косарей, идет заготовка сена на зиму. Выгружаются конные казаки. С другой баржи с предосторожностями мягко катят бочки с порохом. Рядом сгружают муку.
К Невельскому подошел урядник Пестряков.
— Требуют с меня и того и другого, Геннадий Иванович, а где я возьму, уж сегодня два раза по морде получил от офицеров. Давно этого не бывало!
После двухдневного отдыха отряды пеших забайкальский казаков на лодках переправлены были через озеро Кизи. Конные казаки шли на баржах, которые тянул пароход «Аргунь». Перевалив озеро, войска высадились и на другой день двинулись в Де-Кастри.
— Паря, теперь нас на корабль и на Камчатку! Никогда по морю не плавал, — приговаривал Алексей Бердышов, шагая подле приятеля своего Маркешки. Оба они произведены в унтера и поэтому шагают рядом. А то Маркешке всегда приходилось идти в последнем ряду.
Конные казаки спешились, прорубают дорогу топорами, чтобы можно было провезти артиллерию. Конница остается здесь, а пехота будет отправлена на Камчатку. Зашагали просекой.
