— Правильное ощущение, — откомментировал Володя, — потому что вы видите мое лицо несколько раз на дню. Правда, в несколько ином варианте, но в целом очень похоже.

— Что вы имеете в виду?

— Всего лишь то, что… разве вы не работаете в модельном агентстве 'Сапфо'?

— А если и так? — игриво улыбнулась красавица.

— Просто там работает мой младший брат…

-..Илья Свиридов? — подхватила девушка. — Ну, конечно, как же я сразу не поняла?

Тот же разрез глаз, тот же овал лица, тот же нос и этот подбородок характерный… простите, что сразу не признала. Приятно с вами познакомиться, Владимир. Я много слышала о вас от Ильи.

— В основном, конечно, гадости? — усмехнулся Владимир, которому, впрочем, немало польстили слова девушки.

— Ну конечно, — тут же отозвалась она. — Впрочем, заговорилась я тут с вами. И так времени в обрез…

-..как сказал бы старый еврей, — перебил ее Тихонов.

— Опять шуточки из разряда 'По деревне ходили голые иудеи и пугали всех своими обрезами'? — довольно неодобрительно проговорила девушка и, решительно потянув на себя ручку входной двери, вошла в магазин.

— Получил, Леха? — серьезно спросил Владимир. — Дама серьезная, не чета оболтусам типа тебя да Илюхи…

***

Из магазина трио покупателей появилось минут через пятнадцать.

Свиридов нес пакетик, в котором лежали две маленькие булочки — все, что он смог приобрести на ничтожные деньги, которыми располагал. Зато Тихонов-Буча волок совершенно не правдоподобных размеров баул и еще до отказа набитую сумку. Было впечатление, что он предвидел голодный год и решил защитить себя от малособлазнительной роли голодающего и потому закупил продукты впрок.

При этом он издевался над Свиридовым, идущим налегке, следующим замечательным образом:

— Никак, Володька, ты решил сесть на диету? Лавры брата покоя не дают? Ты, я смотрю, совсем демократизировался. В магазин ходишь пешком… Наверно, жирок растрясаешь? Тогда бери Фокина, потому как он в последнее время что-то совсем разжирел на легких церковных хлебах.

Разумеется, Свиридов не остался в долгу.

— Я-то ладно, а вот зачем ты собрался на этот культмассовый продуктовый шопинг — непонятно. Разве тебе не хватает того, что выращивает твоя бабушка?

Спутница Тихонова рассмеялась.

— Впрочем, да, я и забыл, — в высшей степени невинно продолжал Владимир, — бабушка культивирует исключительно вегетарианскую кухню, а это крайне пагубно воздействует на организм. Достаточно вспомнить, что случилось с Львом Николаевичем.

— Каким Львом Николаевичем? — с плохо скрываемой досадой проговорил Буча.

— Толстым.

Спутница Тихонова, отключив сигнализацию в машине, выразительно посмотрела на Владимира и наигранно строго спросила:

— А что случилось с Львом Николаевичем Толстым?

— Как, вы не знаете? — с серьезной миной спросил Владимир. — Он умер.

Тихонов, фыркнув, начал грузить покупки в багажник, а девушка спросила Свиридова:

— Вас подвезти?

— Пожалуй, — согласился Свиридов. — Не хочу подвергать свой организм таким физическим нагрузкам.

С этими словами Владимир сел на заднее сиденье и вынул из кармана большую сумку.

Владимир с невозмутимым видом расстегнул куртку и начал вынимать то, что было приобретено куда менее законным путем, чем две упоминавшиеся булочки. Но зато представляло собой товар на несравненно большую сумму.

Свиридов просто-напросто учинил незаконное перераспределение собственности. Проще говоря — под оком продавцов и даже всевидящих видеокамер, установленных возле полок супермаркета именно на случай такого антиобщественного поведения потенциальных покупателей, Свиридов стащил товаров рублей этак тысячи на две, а то и больше.

Если не больше.

Тихонов ахнул при виде того, как Свиридов индифферентно перекладывает украденное добро в сумку, а девушка, чуть скривив губы, произнесла скорее одобрительным, чем осуждающим тоном:

— Судя по всему, Володя, в своей жизни вы занимались не только изучением биографии Льва Николаевича Толстого.

Свиридов, который всегда говорил, что ему нужно работать клоуном на арене цирка, очень правдиво сыграл непонимание.

— А что такое?

— Да ладно вам скромничать, Володя, — сказала девушка и внезапно рассмеялась, а потом сквозь смех добавила:

— Лучше бы проявили эту похвальную скромность в магазине.

— Надо вам сказать, что я и так был предельно скромен, — ответил Владимир, продолжая перекладывать в сумку извлеченную из-под одежды экспроприированную пищевую продукцию.

В сумке вскоре очутились всевозможные мыслимые и немыслимые мясные изделия, а также сыр, алкогольные напитки, фрукты и молочные продукты — это, вероятно, для утренней опохмелки, потому как, скажем, кефир идет не хуже рассола или пива.

Когда все это добро переместилось в сумку, она распухла до размеров почти что тихоновского баула и уж заведомо превосходила по объему вторую сумку Алексея.

— Копперфильд, е-мое, — наконец обрел дар речи Тихонов. — Это как же так?

— Кризис, знаете ли, — произнес Владимир, поймав на себе определенно одобрительный взгляд девушки, в глубине которого таилось восхищение. — Да и надо же в кои-то веки дать выход врожденной клептомании. Это у нас наследственное, если не ошибаюсь, Илюха тоже время от времени повторяет мои, как ты выразился, копперфильдовские штучки, когда кончаются деньги. К тому же я не думаю, что господин Берг сильно обеднеет от нанесенного его супермаркету убытка. Надо же чем-то кормить первичную ячейку общества.

— Это что еще за терминология?

— Первичная ячейка общества — это в переводе с марксистско-ленинского на русский будет семья. Правда, Илюха сейчас валяется в больнице, так что в эту первичную ячейку вхожу я, моя персона и я сам.

Манекенщица приоткрыла губы, собираясь что-то сказать, но промолчала и только, скользнув насмешливым взглядом по нелепо ворочающему выпученными глазами Тихонову, еле заметно улыбнулась…