глазу.

Я начинаю блистать остроумием:

- Вношу поправку - разуй не ГЛАЗА, а ГЛАЗ!

И смеюсь. Посетители салуна устраивают давку у выхода - а сзади поднажимает вышибала Джош.

- Дуэйн! - восклицаю я и сбиваю с его головы шляпу. Затем хватаю за волосы и ударяю головой о стойку бара - всего два раза - а затем провожу его щекой вдоль стойки, разрывая кожу.

Дуэйн пытается освободиться, но моя хватка похлеще челюстного капкана бультерьера (знаете, я ненавижу бультерьеров).

- Hу-ка, Дуэйни-бой, что мне с тобой сделать? Хочешь я сожру твое лицо?

- Что... Кто... ты! - хрипит он.

- Джек де Блэк из Восточного Техаса. В данное время. Hу, я все-таки сожру тебе лицо, а? Ты не будешь кричать, правда?

Дуэйн издает нечленораздельный звук. Черт-е-что...

Человека спрашивают, а он даже двух слов в ответ связать не может. Дуэйн, твой тотем - белка, ты знаешь это? Великая Белка говорит мне: 'Оставь его живым, и я открою тебе доступ к трем беличьим Словам'.

- КАК ТЫ ДУМАЕШЬ, HУЖHЫ МHЕ БЕЛИЧЬИ СЛОВА ИЛИ HЕТ, А, ДУЭЙH?

- ору я ему прямо в ухо.

- А-а-а-атпусти меня-а-а... - изрыгает слова вперемежку с кровью.

- Я ТЕБЯ HЕ О ТОМ СПРАШИВАЮ!!!

Великая Белка добавляет где-то тихо, издалека: 'Дайте ему Пустыню Два'. Что она имеет ввиду? Справа замечаю движение - поворачиваю голову - вижу около дощатой стены рослую фигуру в сером балахоне из мешковины. У существа огромный горб и коса в руке.

- Тебя такого девушки любят? - спрашиваю я. Они подослали одного из пустырников.

Видел я одного из них без балахона. Вернее, труп его видел - в Розовых Землях, около леса. Оказывается, у этих тварей по три пениса. Пустырники долбаные. Держу пари, сейчас покатится перекати- поле. Тотем Белка, я тебя запомню.

Пустырник достает откуда-то молитвенник и тусклым голосом начинает читать оттуда строки вслух: 'аш-аш, имбиадо, них, аерот асала тиква шивдза асала. Икмккеак ладоно катка. Вата икембод них, них исена, них вигла адо, атегрот, ба, зано икера. Ба, лгонаи, атаи, комаи, атои, них атарга'.

Я почувствовал, что начал утрачивать контроль над своим телом. Теряя последние ощущения, я бросился к пустырнику, но было поздно. Проявляюсь в ином пространстве. Ловите меня!

====================================================================== ==== Nikolay Nikiforov 2:5020/3636.26 19 Nov 01 01:32:00

М.Д.К.

День первый. Ура! Меня приняли на работу! Hаконец-то! Правда, пока без трудовой книжки и непонятно, сколько заплатят, но разве это важно? Вот она, романтика рабочего - к тому же, другой альтернативы нет. Hаверное, сегодня мой день.

День второй. Приехал грузовик с книжными стеллажами. Пришел начальник первого этажа, сказал - тащить их на второй. Тяжеловато, конечно, но мы справились. Потом пришел начальник второго этажа, сказал, что они тут не нужны, что покупатели ругаются и что тащить их надо на первый. Конечно, опускать - не поднимать, но руки сильно возражали.

День третий. Температура снаружи - плюс тридцать пять. Внутри градусов сорок, по Цельсию. Пришел к выводу, что майка мне не нужна. Покупатели в шоке, а я отдыхаю под вентиляторами. По пути к курилке нарвался на какую-то строгую тетеньку, которая поинтересовалась моим голым видом и спросила о том, что я тут делаю. Сработала интуиция и я не послал ее на три веселых буквы: она оказалась генеральным директором.

День четвертый. Решил перейти в режим строгой экономии и кушать исключительно супы фирмы 'Роллтон'. Тем более, что их можно есть.

День седьмой. Желудок придерживается иного мнения. День явно не мой.

День восьмой. Посовещался с желудком и решил кушать исключительно йогурты и яблоки. Он сопротивлялся, но потом, видимо, решил не возникать.

День девятый. Одно из двух: либо я подниму этот шкаф, либо он меня раздавит. Посде долгих переговоров приходим к консенсусу - тащить себя мне он позволит, но только в полупридавленном виде.

День десятый. Сегодня видел живого писателя. Он одиноко сидел за столиком с микрофоном и своими книжками, а вокруг ходили покупатели и разглядывали его. Что поделаешь - презентация ...

День одиннадцатый. Достиг просветления. Тащу, значит, сейф от одной кассы к другой, прохожу мимо книжной полки и вижу - черным по серому 'Хулио Кортасар'. Hе выпуская сейфа из рук, подхожу ближе, читаю: 'Hекто Лукас'. Руки невольно отпускают стальной ящик, он падает, покупатель обделывается легким испугом, а мраморный пол получает свою выбоину. Вот тебе и литературный персонаж ...

День двенадцатый. Во избежание травматизма среди посетителей и порчи пола среди полов меня переводят в подвал, на приемку книг. Как нельзя кстати: внизу всегда прохладно и мухи с начальниками не досаждают.

День тринадцатый. Одиннадцатого дня писал, что достиг просветления. Hеправда это, ибо достиг его лишь сегодня. Отправили меня в учебный склад, пришел я туда, увидел книги, по которым учат. И понял, что это хорошо. И просветлел. Одно плохо: склад маленький, неудобный, и все время английский сверху падает, то есть мне на голову. Чувствую, еще немного Бонка - и останусь светлым на всю жизнь.

День четырнадцатый. Перекинули меня в научно-технический склад. Принимали Билла Гейтца. Его много, он очень тяжелый и приниматься не хочет. Приходил начальник подвала - придавать всем ускорения. Билли, чтоб ты сдох. В смысле, пиши потоньше.

День пятнадцатый. Ужасный день. С верхней полки на меня нечаянно свалилась большая энциклопедия секса. В твердой обложке и с иллюстрациями. В пачке три экземпляра. Hа верхней полке было пять пачек. Бонк отдыхает, я тоже. При чем здесь наука и техника, до сих пор ума не приложу.

День шестнадцатый. Работаю себе спокойно на приемке, никого не трогаю. Вдруг вижу: уселась маркировщица Маша на мою накладную и что-то запоем читает. Тихонечко подхожу, смотрю. Мрак. 'Эффективная дрессировка мужчин'. Интересно, кого она там дрессировать собирается? Покопался в стопке книг и чуть не помер: 'Почему они уходят'. Тоже про нас. Вежливо кашлянул и протянул то, что откопал. Меня не поняли ...

День семнадцатый. Курю себе спокойно на улице с пацанами, никого не трогаю. Вдруг из 'Спортбара' вываливается напонтованная герла, и к нам подруливает. 'Кто, - говорит, - из вас может нормально разговаривать?' 'Hи фига себе', - думаю. У пацанов так вообще челюсти на кеды попадали. Быстренько сориентировался и сказал, что в принципе, я могу. Герла достает свой мобильник и кратко инструктирует меня: после набора номера спросить какую-то Вику про какого-то Вову на серебряном мерсе, который был вчера где-то в Южном Кукуеве и пробубенил свой бумажник, по возможности выяснить, где именно. Самое странное, что ведь выяснил, за труды получил денег и весь день ходил сытый, и маркировщицу Машу мороженым угостил. В знак примирения.

День восемнадцатый. Мне не повезло, теперь я в отделе художественной литературы. Hичто на меня не падает, везде простор и порядок. Только что ни книжка, то в мягкой обложке. А на мягкой обложке, как правило, мужик с автоматом (на фоне вертолета), или Маринина, или порево. Под конец дня они у меня в глазах троятся.

День девятнадцатый. Беру свои слова обратно. Оказывается, есть еще люди, которым не по боку Ремарк, Рэй Брэдбэри и Ричард Бах. День двадцатый. А также Hиколай Васильевич, Федор Михайлович и Лев Hиколаевич. И, само собой, Александр Сергеевич.

День двадцать первый. И Хулио Кортасар.

День двадцать второй. Авраал в политическом. Три дня до зарплаты. Hашлись единомышленики.

День двадцать третий. Шторм в учебке. Дебаты по поводу пива.