слабо. Артефакты теряли стабильность, проявляя склонность к внезапному взрывному высвобождению заключенной в них силы под влиянием самой легкой вибрации сверхъестественных структур. Даже простейшие амулеты действовали шиворот-навыворот, часто приводя к смерти собственных владельцев.
Естественно, смельчаков, желавших вырвать у Пустых Гор их тайны, всегда хватало с лихвой. Именно благодаря многочисленным магам-исследователям, бродячим музыкантам, искателям сокровищ и путешествующим философам волокуны всегда были сыты и им незачем было сползать в долины ронийского предгорья.
Волокун, двигавшийся навстречу Магу-Пауку, хотя и был несколько удивлен первоначальным сопротивлением, все же не ожидал, что дальнейший ход событий будет резко отличаться от извечной рутины. Впрочем, он мог бы это предвидеть, если бы учел все имеющиеся предпосылки. Однако природа Волокуна была природой стихии, и потому, несмотря на имевшиеся у него некоторые признаки сознания, он поступил подобно слепой стихии.
Маг-Паук стоял выпрямившись, за его спиной лежало полукругом пять артефактов: медный меч, череп упырихи, малахитовый конус, большой серебряный самородок в форме куста и чугунная статуэтка беременной женщины. Маг всматривался в возвышавшуюся перед ним гранитную скалу и в одно лишь ему известное мгновение беззвучно пошевелил губами.
От вершины скалы откололся каменный обломок. Артефакты ярко засветились, каждый соответственно его естественному цвету. Маг сделал быстрый жест рукой, и гигантское, хотя и невидимое долото выдолбило в скале глубокую, длиной в тридцать шагов, борозду.
Приготовления длились долго, и немало усилий потребовалось Магу-Пауку, чтобы добыть и доставить сюда комплект артефактов. Теперь, однако, он мог наконец приступить к магическому действу, какого еще не знал мир. Маг-Паук намеревался набросить на Пустые Горы гигантскую сеть, которая свяжет и соединит разорванную магическую ткань этих мест. Оставалось самое главное. Скала, вырубаемая ударами очередных заклинаний, должна была послужить якорем и узлом для чар, укрощающих сверхъестественные силы.
Первое из них как раз начало действовать. Скала-якорь и окружавший ее грунт содрогнулись от резкого толчка. Громкий металлический звон, словно от натянутой до предела толстой стальной струны, эхом отразился от вершин. Волшебный луч, не имеющий ни ширины, ни толщины, лишь длину, промчался через тысячи миль утесов и долин Пустых Гор до самого Южного океана. Волокун ощутил болезненное, обжигающее прикосновение, словно его ударили раскаленной добела железной палкой.
Один из артефактов Мага-Паука – медный меч – начал на глазах распадаться, пожираемый зеленой патиной, подвижная пленка которой поглощала красный металл с яростью изголодавшегося хищника.
Когда вторая магическая нить связала сверхъестественные пространства, из скалы-якоря вместо щебня начали сыпаться искры. Череп упырихи разлетелся на куски, словно растоптанный невидимым сапогом. Маг-Паук, совершая руками подобие плавательных движений, с невероятной быстротой выкрикивал заклинания. В уголках рта выступила пена, кожа на лице высохла и пожелтела, словно у старика.
От третьего удара затряслась земля. Якорь покрылся льдом. Малахитовый конус почернел и рассыпался в прах.
Груда человеческих костей, увлекаемая невидимой силой, пересыпалась через вершину холма в нескольких десятках шагов за спиной мага.
Потом пространство над Пустыми Горами с пронзительным визгом прошило нечто подобное гигантской стреле, выпущенной из чудовищной катапульты. Серебро превратилось в золото.
Содрогающуюся скалу окутала паутина голубых молний. Небо над горами приобрело красно-фиолетовый цвет, а облака начали вытягиваться в белые полосы.
Когда Волокун целиком преодолел возвышенность, отделявшую его от Мага-Паука, беременная женщина из железа родила гомункулуса.
Все сущее стонало и дрожало, подобно брошенной оземь арфе.
ДНЕВНОЙ ПРИЗРАК
Побледневший шут вынырнул из глубины камеры пыток, судорожно ухватился за каменную стену, пошевелил губами, словно рыба, после чего, закатив глаза, без чувств рухнул на пороге.
– Что ж, ваше превосходительство, – обратился Редрен к сидевшему по левую руку от него послу Империи Южного Архипелага. – Врожденным чувством юмора мой паяц, может быть, и не обладает, но его талант мима, судя по всему, безупречен.
Достопочтенный Ргбар не успел дипломатично ответить, поскольку в то же мгновение пыточный зал взорвался чудовищным ревом боли и послу пришлось сосредоточиться на том, чтобы сохранить каменное выражение лица, что было далеко не просто. Смуглый щеголеватый южанин вручил королю верительные грамоты всего три недели назад и впервые принимал участие в развлечениях Редрена Безумного.
– Маэстро! – воскликнул властитель Суминора, стараясь перекричать раздающееся из подземелья эхо воплей обреченного.
Длинноволосый музыкант тряхнул головой и ударил по клавишам клавесина. Сумасшедший аккорд изящно вплелся в очередной вопль пытаемого, вызвав восхищенный ропот придворных, собравшихся за креслами короля и посла. Мгновение спустя следующий крик потонул в искусной гамме, словно червяк в золотистой смоле. Палач методично делал свое дело, а артист за клавесином уверенно следовал за ним. С воистину сверхъестественной интуицией музыкант безошибочно угадывал очередные действия находившегося за стеной мастера Якоба. Каждый вскрик, стон и даже вой пытаемого чародея завершался гармоничным аккордом или дополнялся последовательностью нот так, что в подземельях звучала музыка столь же страшная, сколь и совершенная. Завороженные слушатели пребывали на полпути между ужасом и восхищением. Здесь – длинные белые пальцы музыканта метались по клавишам, заставляя лихорадочно танцевать струны, там – зубчатые клещи и пилы рвали мышцы, медленно дробили кости, выворачивали суставы – все в соответствии с извечной, записанной в Своде Законов процедурой причинения мучительной смерти.
Ксин некоторое время наблюдал за шутом, который очнулся сразу же после начала концерта, отполз на четвереньках в дальний угол, где его вырвало. Этого не заметил никто, кроме котолака. Все, заслушавшись, почти не дыша, следили за конвульсивными движениями маэстро. Как раз завершалось очередное демоническое рондо. Гениально подобранные звуки вызывали иллюзию, будто пытаемый поет… Ксин прикрыл глаза. Редрен, следовало признать, редко осуждал кого-либо на столь ужасную смерть, но, если уж такое происходило, он, пользуясь случаем, устраивал выдающееся представление. Так было и на этот раз. Схваченный в Катиме наемный чародей-убийца оказался настоящим подарком судьбы, поскольку в последнее время возникла необходимость несколько «смягчить» нового посла Империи Южного Архипелага. Судя по выражению лица достопочтенного Ргбара, концерт произвел на него нужное впечатление, и в завтрашних переговорах относительно статуса порта и города Кемр должен был наметиться значительный прогресс. Так что отнюдь не политика беспокоила Ксина-котолака на службе у Редрена III, а нечто совсем иное…
До сих пор чутье Присутствия никогда его не подводило. Тем временем уже два дня Ксину казалось, что он ощущает близость другого демонического создания, хотя не в силах был оценить ни направления, ни расстояния. Нечто кружило вокруг него, но с тем же успехом оно могло находиться как в шаге за его спиной, так и за городскими стенами. Это приводило его в ярость. Придворный маг Родмин, которого он попросил было о помощи, заперся у себя в лаборатории и не появлялся уже полдня.
Казнь как раз приближалась к тому моменту, когда освобожденная мастером Якобом волна боли должна была окончательно уничтожить разум осужденного, а железный пресс пыточной машины раздавить его черное сердце, в соответствии с текстом приговора.
Музыкант за клавесином тоже приготовился к финалу. Создавая видимость спокойствия перед последним взрывом безумия, он, не обращая внимания на стоны пытаемого, извлек из инструмента монотонную трель, словно задавая ритм четырем детинам, помощникам мастера Якоба, крутившим главный маховик пыточной машины, мерный шум которой постоянно слышался на фоне музыки.
Слушатели ждали.
Звон струны и грохот машины начали нарастать. Следом за ними к своду зала вознесся последний вопль
