которые делает индуист, становятся для него символами, когда он наполняет их своей бхавой; для мусульманина они остаются просто кусками камня. Изображение Будды — символ для буддистов, изображение Махавиры — для джайнистов; для буддиста изображение Махавиры ничего не значит, так же, как для джайниста — статуя Будды. У символа нет общего для всех значения. Это всегда очень личная вещь, которая полна значения лишь для связанного с нею.
Тогда как вы можете критиковать чей-то чужой символ? Для вас это может быть нечто совершенно обыкновенное — и вы правы! Но для кого-то он может значить очень много — и это тоже правда. Вы правы, когда спрашиваете, что такого в простом платке, и отчего стоит прижимать его к сердцу? Что случится, если вы его потеряете? — На рынке вы можете купить сколько угодно таких же.
Но для того самого, единственного, человека этот платок бесценен, он значит очень и очень много; это символ, его ничем нельзя заменить. Он уникальный и очень личный.
Нанак говорит: даже символы, напоминающие нам о Нем, уникальны. Бог уникален, вне всякого сомнения, но даже если вы уловили Его отблеск в чем-то, это что-то толе становится бесценным. Каждый символ заслуживает уважения, и неизвестно, какой из них осветит вам путь к Богу. И не заблуждайтесь, пытаясь обвинить символ в том, что он-де 'неправильный'. Символ не может быть неправильным. Для кого- то он значит очень много, для кого-то — ничего. Тут нет правильного или неправильного.
Мусульманин настаивает на том, что изображения бесполезны — но как же камень Каабы? Мусульманин целует его! Во всем мире нет больше камня, который так благоговейно целовали бы миллионы людей в течение последних четырнадцати веков. Мусульманин относится к Каабе как к самому настоящему символу, и считает, что этот камень стоит того, чтобы его целовать, однако при этом убежден, что индуистские изображения годны только на то, чтобы быть уничтоженными.
Религиозный человек должен хорошо понимать: то, что не является символом для него, может быть символом для кого-то другого. Нет смысла доказывать что это — всеобщий символ, потому что это очень личный вопрос, затрагивающий глубокие чувства.
Для некоторых фиговое дерево является священным. Неужели вы скажете: 'Ты что — сумасшедший, простому дереву поклоняешься?' Дело не в том, чему вы поклоняетесь, а в самом поклонении. Любой повод хорош, любое средство годится, если оно пробуждает в вас поклонение. Все средства правильны и неправильны. Если смотреть глазами ученого, дерево — всего лишь дерево, камень — всего лишь камень, платок — всего лишь платок. Но какое отношение наука имеет к религии? Религия — это царство любви, а вовсе не интеллекта или логики. Неправда ли, странно, что каждый человек почитает и свято хранит свои символы, но создает другим тысячи препятствий и помех, мешая им почитать их символы. Если вы можете прижимать к сердцу платок вашей возлюбленной, позвольте и другим делать так же; ведь они напоминают им о любимых.
Пусть намек приходит откуда угодно. Например, если человека привлекает Бог смоковницы, и он теряет себя в самадхи, танцуя и развлекая своего Бога, — дело не в дереве, а в самом экстазе. Все, что вызывает вспоминание Бога, бесценно.
В этом и есть основной смысл воспевания Ему хвалы — поймите это! Снова и снова Нанак повторяет, что никто не способен описать Его; невозможно перечислить Ею свойства. И все же сам только и делает, что перечисляет Его свойства. Зачем? Если Его невозможно описать, зачем столько слов? Перед нами — метафизическая загадка, парадокс.
Люди приходят ко мне и спрашивают: 'Раз Будда сказал, что о Нем невозможно ничего сказать, зачем он сам говорит?' Они упрекают и меня: 'Ты говоришь, что словами Его выразить невозможно, и все же каждый день только и делаешь, что болтаешь! Одни с другим не сходится!'.
Попробуйте понять: Нанак говорит, что ничего о Нем сказать невозможно, и все время говорит о Нем, потому что, перечисляя Его свойства, говорящий оказывается и самадхи. Это происходит не оттого, что он вознес 'достаточно' хвалы Богу — это невозможно, но как же приятно говорить о Нем! Всегда что-то остается невысказанным; можно произнести много слов, и все равно ничего не сказать. Кажется, что совершенно не удалось Его выразить Но говорить о Нем так радостно, что человек уходит в медитацию, перечисляя Его пути. Сколько бы ни было сказано, все не имеет смысла, но говорящий в своей речи теряет себя.
Мы говорим о Нем не ради самих слов, а потому, что это тоже — способ медитации. Обсуждать Его — способ потерять себя в Нем. Даже если вы просто сидите там. где говорят о Нем, и слушаете, — может быть, хотя бы капля этого дождя упадет на вас. Может быть, ваше заложенное
горло очистится; может быть, какое-нибудь слово проникнет сквозь ваши заросшие уши; может быть, ваши слепые глаза увидят хотя бы луч света; может быть, ваших мыслей хотя бы чуть-чуть коснутся Его цвет и музыка; и может быть, вы хотя бы на секунду замолкнете, и ваш внутренний диалог прервется.
Нанак поет о Нем, потому что когда он поет, он теряет себя в Боге. В Боге теряет себя не только певец, но и слушатель. Поэтому Нанак не говорил, а пел. Это гораздо проще, когда вы поете. Он использовал песню, чтобы настроить внутренние струны. Ритм песни может подвести вас к самому краю той бездонной тишины; и вы никогда не забудете этого.
Нанак подчеркивает и важность общения со святыми людьми. Будьте в обществе тех, кто говорит о Нем, кто поет о Нем. Постепенно, из-за того, что вы постоянно будете это слышать, вы тоже окраситесь в этот цвет. Когда вы идете по саду, ваша одежда впитывает аромат цветов, а вы и не замечаете этого. Если вы постоите на солнышке утром теплые лучи заставят кровь в ваших жилах бежать быстрее. Или, если вы лежите и смотрите в ночное небо, на луну и звезды, в вас находится место и для их прохладного света.
Общаться со святыми людьми — значит, быть там, где говорят о Нем, где возносят Ему хвалу. Индусы издавна говорили: 'Когда кто-нибудь критикует, ругает Его, заткните уши. Там, где рассказывают о Нем, слушайте внимательно; обратитесь в слух!' Поэтому Нанак повторяет снова и снова: 'Слушайте!' Нанак поет о Нем и прославляет Его. Но он и напоминает вам постоянно о том, что сколько бы вы ни описывали Его, вы всегда в начале пути Никакие слова не могут ни описать Его, ни перечислить Его качества. Не думайте, будто что-либо из того, что сказал Нанак, приложимо к Нему. Это только начало, слабая попытка. Поэтому Нанак восславляет Его и говоря, что Он невыразим, что его нельзя описать словами.