— Фу, какой злой!

— Да при чем тут?!.. Вот Нюня-манюня! Я просто к примеру, как химики иногда читают живые вещества. Немножко не тот порядок — значение-то уж другое, муравей сразу поймет, муха поймет, а мы еще не всегда понять можем. Вещество это как слово, понимаешь? Даже важнее! А букв для веществ, знаешь, сколько?

Нюне очень хотелось сказать «знаю!» Страсть, как хотелось. Она ведь уже столько узнала за этот день, столько умела! Поэтому она хорошенько представила все запахи, которые помнила в муравейнике, — ей ведь казалось, что из запахов и состоит вещество! Она даже зажмурилась, хотя и так было темным- темно, представила и крикнула:

— Шесть!

— Не знаешь — так и скажи! — строго, но не очень сказал Фима. — Ну, хорошо, этого ты еще не можешь знать. Но сколько нот в музыке, знаешь? Молодец! А сколько букв в алфавите? Верно! Не так уж много, а сколько слов и песен получается! А элементов, ну, скажем, химических букв, так мы их назовем, больше ста! Вот какой это может быть богатый язык! В музыке есть симфонии, а это, может быть… феромонии.

— А ты… феромонию знаешь?

— Эге, если бы я знал! У них ведь такой язык, что это как приказы. Симфонию только слушают, а я бы такую феромонию составил, что ого-го! Вот, скажем, завелись где-то вредные муравьи, я осматриваю, составляю себе точную картину, потом открываю маленькую пробирку, как на клавишу нажал, — и вот они тут как тут, боевые муравьи, явились, как в сказке, и — вдрызг! — разбили вредных. А то вот еще! Муравьи так глубоко прорывают ходы, что это лучше всякой буровой вышки. Мне надо разведать полезные ископаемые, Нюнь, я составляю феромонию — и муравьи ринулись в глубь земли. Никаких тебе машин дорогущих, никаких работ. Я их, как собак, по следу направил, понятно? А некоторые муравьи выделяют вещество, которыми можно с самыми страшными болезнями бороться! А леса! А сады! Да моя феромония…

— Ой! — вдруг вскрикнула Нюня, так что Фимка испуганно включил свет.

— Ты что?

— Ой, ой-ой! Ой, Фимочка, нога чешется, а почесать нечем!

— Ну, ты даешь, Нюня! Ничего себе, нога чешется, а она так кричит, словно ее жук грызет! Ну, все, я буду спать, а ты ахай, сколько тебе вздумается, я уже наученный.

— Ой, Фимочка, ой! — снова закричала Нюня, но он ничего не ответил и даже захрапел нарочно.

Но Нюня как закричит:

— Фимочка, Фимочка, глянь, это же наши! Бабонька! Дядя Люда! Сюда, сюда!.. Да не так! За край разматывайте! Ой, дайте я сама в дырку вылезу!

Наконец-то они были вместе! Все обнимались, целовались и говорили одновременно. Не обнималась, не целовалась и не говорила одна Тихая.

— Фимочка, вы гений! А я, представьте себе, чуть не погибла!

— Надо бы тебе, Ефим, всыпать горячих!.. Так вот он — патронташ!

— Дядя Люда! Бабонька! А мы были куклами! А Фима придумал феромонию!

— Ах, Фимочка, если бы не благородное стремление…

— Ну, загалдели! — заговорила наконец и Тихая, явно успевшая протрезвиться. — А где великаньеи конхветы? Пора уже из лилипутов выписываться!

— Ого! — засмеялся Фимка. — Если мы тут эти таблетки выпьем, мы весь муравейник разнесем, а сами окажемся заживо в землю закопанными, представляете? Ха-ха-ха!

Но поддержала его веселье, не очень, правда, уверенно, только Нюня. Бабоныко хотела упасть в обморок, но вовремя вспомнила, что в муравейнике это небезопасно. Дядя Люда нахмурился. А Тихая проворчала:

— Еще чего! Мне здесь помирать не след. Нычихе што! Ей и в грязном капоте сойдеть. А я приличное одеяние приготовила.

— А Фимочка, — перебила Нюня, — знаете, каких феромонов набрал: и куколок, и яичек, и личинок, и даже царицын феромон, вот!

Все поглядели почтительно на Фиму, а он даже покраснел от удовольствия, но этого никто не заметил, потому что и так свет был красный.

— Двух феромонов, — заметил Фимка скромно, — я все-таки не раздобыл: феромон тревоги…

— Ну, это, братец, все равно что брать пробу лавы с извергающегося вулкана.

— Вот именно, — согласился Фимка, задумчиво оглядывая свои босые ноги в ссадинах и царапинах, уже подживших. — И еще, знаете, есть такой жучок — он ужас что делает в муравейнике, хуже, чем торговец виски в индейском племени…

— Постой-постой, такой пузатый и брюхо вверх загнуто, да? И ноги передние, как муравьиные антенны? Так у тебя нет этой пакости?

— Нет, не удалось, — скорбно признался Фимка.

— Ну, а бабушка Тихая у нас этот дефицит раздобыла. Вот он!

И Людвиг Иванович протянул Фимке фляжку.

— Ура! — крикнул Фимка. — Полундра! Эврика! Живем!

Он тут же развинтил фляжку, но не успел нюхнуть, как к нему со всех сторон сунулись муравьи. Это было так, как если бы он был знаменитый артист и его желали облобызать воины, скажем, сотня псов- рыцарей, закованных в железные латы, каждый с двумя острыми саблями наголо.

Фимка не медлил ни секунды. Он тотчас завинтил фляжку, но сладко встревоженные муравьи совсем ошалели. Они шатались возле, шевеля подозрительно антеннами, пытались облизывать и ощупывать, пока Людвиг Иванович не втянул путешественников в какую-то боковую камеру, «загородившись» на некоторое время запахом алоэ.

Он еще стоял у выхода, наблюдая за муравьями, — не вздумают ли они рассердиться, когда услышал сзади себя восторженный голос Бабоныки и заливистый смех Нюни. Он обернулся и тут же прижмурил глаза.

— Сокровищница! Алмазный фонд! Гранатовая палата! — ахала Бабоныко.

В самом деле — все вокруг в свете их фонариков переливалось красными бликами.

— А я знаю! А я знаю, что это! Это комната смеха! — хохоча, взвизгивала Нюня. — Смотрите, смотрите, какой у меня огромный красный нос, ручки крохотные, а ноги, как ходули!

Потому что все это были как бы маленькие, то выпуклые, то вогнутые, зеркала, и, покатываясь со смеху, Нюня смотрела в них.

Вглядевшись, Людвиг Иванович заметил, что зеркала шевелятся, а подойдя поближе, увидел под «мятыми» зеркалами муравьиные тельца, покрупнее и помельче.

— Это же… это же камера крылатых! — крикнул Фимка и стал осторожно поглаживать и расправлять то, что Бабоныко приняли за драгоценности, а Нюня за зеркала, — крылья муравьев, отражающие свет.

Медленно ползали эти крылатые, но еще не летающие, существа друг по другу, а муравьи, которые уже снова принялись забегать в эту камеру, щедро их кормили.

— Да, полны чудес подземные царства, — молвил Людвиг Иванович, но тут же предложил каждому подумать и высказать проект выхода из этих чудесных темниц.

— Нужно побегать по муравейнику и поискать наши и Фимины отметины, предложила Нюня.

— Если бабушка Тихая покажет нам камеру тлей, мы можем, обвязавшись паутинной веревкой, выбраться наверх по стволу полыни, — подумал вслух Людвиг Иванович.

— Нужно просто идти все время вверх, — сказала Бабоныко. — Хоть по полыни, хоть по ходам — все