без всякой помощи…

— Я думал о суше, — оборвал его Симони. — О какой-нибудь обычной телеге…

— Нет никакого смысла ставить лодку на телегу.

Глаза Симони заблестели так, словно он увидел будущее и это будущее было заковано в броню.

— Гм-м, — только и сказал он.

— Мысль неплохая, — заметил Дидактилос, — но совсем не философская.

— А куда подевался наш жрец?

— Я здесь, но я не…

— Как ты себя чувствуешь? Ты буквально погас, прям как свечка.

— Сейчас мне… лучше.

— Только что стоял на ногах, а потом вдруг бряк, и тебя можно как затычку от сквозняков использовать!

— Мне значительно лучше.

— С тобой такое часто случается, да?

— Иногда.

— Свитки помнишь?

— Думаю… да. А кто поджег библиотеку?

Бедн поднял голову от механизма.

— Он, — ответил юноша.

Брута уставился на Дидактилоса.

— Ты поджег собственную библиотеку?

— Только я имел на это право, — объяснил философ. — Кроме того, так она не досталась Ворбису.

— Что?

— Предположим, он изучил бы свитки. Он и так достаточно скверный человек, но превратился бы в еще более скверного, впитав все знания, что там хранились.

— Он ни за что не стал бы их читать, — сказал Брута.

— Ошибаешься. Я знаю людей подобного рода, — возразил Дидактилос. — Сама благочестивость на людях, а в частной жизни — сплошной порок и потакание собственным желаниям.

— Только не Ворбис, — с абсолютной уверенностью произнес Брута. — Он не стал бы их читать.

— Пусть будет по-твоему, — согласился Дидактилос. — Но я поступил так, как следовало поступить.

Бедн, подложив дров на решетку под шаром, отошел от лодки.

— А мы поместимся на ней?

Брута устроился на грубой скамье в районе склянки — или как там это называлось у лодки. В воздухе пахло горячей водой.

— Ну ладно… — промолвил Бедн и потянул рычаг.

Вращавшиеся лопасти ударили по воде, последовал рывок, и, выбрасывая облака пара, лодка бодро заскользила по воде.

— И какое же имя ты дал этому суденышку? — спросил Дидактилос.

Бедн выглядел удивленным.

— Имя? — переспросил он. — Это лодка, вещь, из рода неодушевленных вещей. Имя ей не требуется.

— Имена имеют философский смысл, — несколько раздраженно возразил Дидактилос. — И нужно было разбить об нее амфору с вином.

— Ага, щас, я лучше выпью его.

Лодка с пыхтением вышла из сарая в темную бухту. С одной стороны горела эфебская галера. Весь город охватили языки пламени.

— Значит, у тебя есть амфора с вином? — спросил Дидактилос.

— Да.

— Передай ее мне.

Лодка оставляла за собой белый след. Вертелись лопасти.

— Ни ветра, ни гребцов! — возбужденно воскликнул Симони. — Бедн, ты хоть понимаешь, что изобрел?

— Конечно. Принцип работы удивительно прост, — ответил Бедн.

— Я имел в виду не это, а то, чего можно добиться при помощи этой силы!

Бедн в огонь подложил очередное полено.

— Я просто заставляю тепло работать, — пояснил он. — Полагаю, с его помощью… можно перекачивать воду. Молоть зерно, когда нет ветра. Еще что-нибудь такое. Ты это имел в виду?

Сержант Симони замялся.

— Э, ага, — наконец выдавил он. — Что-то вроде.

— Ом, — прошептал Брута.

— Да?

— Ты в порядке?

— Здесь воняет, как в ранце у легионера. Вытащи меня.

Медный шар с сумасшедшей скоростью вращался над огнем. Он блестел почти так же ярко, как глаза Симони.

— А можно я заберу свою черепашку?

Симони горько рассмеялся.

— Говорят, из них получается вкусный суп, — ответил он, но достал черепашку из ранца.

— Ну да, я об этом уже слышал, — кивнул Брута, а потом понизил голос до шепота: — Что за место, этот Анк?

— Город миллиона душ, — ответил голос Ома, — многие из которых, к сожалению, все еще занимают тела. И тысяч религий. Там есть даже Храм Мелких Богов! Похоже, люди там не испытывают связанных с верой неудобств. Неплохое место для того, чтобы начать все заново. С моими мозгами и твоей… в общем, с моими мозгами мы быстро добьемся успеха.

— Ты что, не хочешь возвращаться в Омнию?

— Не вижу в этом особого смысла, — откликнулся Ом. — Всегда существует возможность свергнуть уже признанного бога. Людям бог надоедает, им хочется перемен. Но самого себя свергнуть невозможно, верно?

— Ты с кем это разговариваешь, а, жрец? — с подозрением осведомился Симони.

— Я… молился.

— Ха! Ому? С таким же успехом мог бы помолиться своей черепашке.

— Ага.

— Мне стыдно за Омнию, — продолжил Симони. — Посмотри на нас. Увязли в прошлом, погрязли в репрессивном единобожии. Нас отвергли все соседи. Какая польза от нашего Великого Бога? Боги? Ха!

— Осторожно. Осторожно, — перебил Дидактилос. — Вокруг нас морская вода, а ты к тому же в доспехах.

— О других богах я ничего не говорю, — быстро произнес Симони. — У меня нет на это права. Но Ом? Страшилище, выдуманное квизицией! Если он существует, то пусть поразит меня здесь и сейчас!

Симони обнажил меч и поднял его над головой.

Ом мирно сидел на коленях у Бруты.

— А мне нравится этот парень, — хмыкнул он. — Очень похож на того же верующего. Это как любовь и ненависть, понимаешь, что я имею в виду?

Симони убрал меч в ножны.

— Следовательно, я отвергаю Ома, — возвестил он.

— Да, но есть ли у тебя альтернатива?

— Философия! Практическая философия! Такая, как двигатель Бедна. Она пинками и воплями загонит Омнию в столетие Летучей Мыши!

— Пинками и воплями… — повторил Брута.

— Пинки тут особенно необходимы, — пояснил Симони, сияя от удовольствия.