овощей.
— Ты понял? — спросил он после десяти минут сплошных объяснений.
Кивок, улыбка. Кивок, улыбка, манящий жест.
— Что?
Кивок, улыбка, манящий жест. Кивок, улыбка,
Лю-Цзе боком продвигался в дальний конец обнесенного стеной сада, где хранились его любимые компостные кучи, груды цветочных горшков и другие косметические садовые средства. Как подозревал Брута, старик и спал здесь же.
Кивок, улыбка, манящий жест.
Рядом с вязанкой из бобовых стеблей стоял небольшой столик.
Он был застелен соломенной циновкой, на которой стояли с полдюжины остроконечных камней, каждый высотой не более фута.
Вокруг камней через равные промежутки были установлены палочки. Тонкие щепочки заслоняли от солнца одни участки, тогда как маленькие зеркала отбрасывали солнечный свет на другие. Размещенные под разными углами бумажные конусы направляли ветер в определенные точки.
Брута никогда не слышал об искусстве бонсай, особенно применительно к камням.
— Они… Очень красиво, — неуверенно произнес он.
Кивок, улыбка, маленький камень в руке, улыбка, возьми, возьми.
— Не, я не могу принять…
Возьми, возьми. Ухмылка, кивок.
Брута взял крошечный камень, похожий на небольшую гору. Он обладал странной, нереальной тяжестью — рука ощущала вес в фунт или около этого, а мозг фиксировал тысячи
— Э… Спасибо. Большое спасибо.
Кивок, улыбка, ласковый толчок в спину.
— Камень… он как гора, только небольшая.
Кивок, ухмылка.
— Это что такое у него на верхушке? Неужели настоящий снег? Но…
—
Голова дернулась вверх, однако голос раздавался внутри нее.
«О нет!» — Брута почувствовал себя несчастным.
Он вернул маленькую гору Лю-Цзе.
— Прибереги ее для меня, ладно?
—
«Нет, нет, все это было сном… Который приснился мне перед тем, как я стал влиятельным и разговаривал с дьяконами».
—
Когда орел пролетел над Местом Сетований, молящиеся бросились врассыпную.
Он описал круг всего в нескольких футах над землей и сел на статую Великого Ома, Топчущего Безбожников.
Птица была великолепной, золотисто-коричневой и с желтыми глазами, взирающими на толпу с явным пренебрежением.
— Это знамение? — спросил старик с деревянной ногой.
— Да! Знамение! — воскликнула стоявшая рядом девушка.
— Знамение!
Вокруг статуи собралась толпа.
— Сволочь это, а не знамение, — донесся откуда-то из-под ног слабый голосок, которого никто не услышал.
— Но знамение чего? — вопросил пожилой мужчина, проживший на площади уже три дня.
— Что значит
— Но это должно что-то знаменовать, — возразил пожилой. — Знамение обязано к чему-то относиться. Знамение чего-то. Кого, чего. Этот, как его, рождающий падеж.
У края толпы появилась костлявая фигура, двигавшаяся словно незаметно, но с поразительной скоростью. Она была одета в джелибу пустынных племен, но несла на ремне лоток. Лоток содержал нечто зловещее, смахивающее на липкие сласти, покрытые пылью.
— А может, это посланец от самого Великого Бога?! — воскликнула девушка.
— Это просто долбаный орел, — раздался полный безнадежности голос откуда-то из-под бронзовых трупов, раскиданных у подножия статуи.
— Финики? Фиги? Шербет? Святые мощи? Чудесные свежие индульгенции? Ящерицы? Леденцы- напалочники? — с надеждой в голосе вопрошал торговец с лотком.
— А я думал, Он явится в мир в образе лебедя или быка, — произнес старик с деревянной ногой.
— Ха! — раздался проигнорированный всеми возглас черепашки.
— А вот я насчет этого всегда сомневался, — сказал молодой послушник, переминающийся в задних рядах толпы. — Эти лебеди… Им как-то не хватает… мужественности, что ли?
— А может, это тебе не хватает быть забитым камнями за богохульство? — горячо парировала девушка. — Великий Бог слышит каждое произнесенное тобой непочтительное слово!
— Ха! — раздалось из-под статуи.
Торговец с лотком протиснулся чуть дальше.
— Клатчская Услада? Осы в меде? Хватайте, пока холодненькие! — продолжал разоряться он.
— Хотя здесь есть свой смысл… — произнес пожилой мужчина занудным, надоедливым голосом. — Есть в орле что-то
— Тот же индюк, только чуть покрасивше, — произнес голос из-под статуи. — И мозг размером с орех.
— Очень благородная птица, этот орел, — произнес пожилой. — К тому же умная. Интересный факт: только орлы додумались до того, как можно съесть черепаху. И знаете, что они делают? Хватают ее, поднимают на огромную высоту и бросают на камни. Панцирь разлетается вдребезги. Поразительно!
— В один прекрасный день, — раздался из-под статуи мрачный голос, — когда я снова буду в форме, я вернусь, и ты пожалеешь о своих словах. О, ты будешь долго жалеть. Специально ради этого я даже создам еще одно Время, чтоб ты у меня вволю нажалелся. Или… нет, я превращу в черепаху
— Как отвратительно, — нахмурилась девушка, глядя орлу прямо в глаза. — Бедная черепашка, интересно, что первым приходит в голову, когда тебя сбросят с такой ужасной высоты?
— Ваш панцирь, госпожа, — ответил Великий Бог Ом, стараясь забиться подальше под бронзовый выступ.
Человек с лотком выглядел удрученным.
— Знаете что? — вопросил он. — Два пакета засахаренных фиников по цене одного. Ну, что скажете? Учтите, только ради вас, я, можно сказать, руку себе отрубаю.
Девушка взглянула на лоток.
— Да у тебе там все в мухах!
— Ошибаетесь, госпожа, это смуродина.
— Так почему же она разлетается? — не сдавалась девушка.
Торговец опустил взгляд и тут же вновь вскинул глаза на девушку.
— О чудо! Свершилось чудо! — воскликнул он, взмахнув руками. — Воистину грядет время чудес!
Орел нетерпеливо переступил с лапы на лапу.
В людях он видел лишь движущиеся предметы пейзажа, которые в сезон выпаса овец могли
