Я хотел сказать, что, если Белый Медведь видел красное, значит, по-моему, он был зол. И как же ему было не разозлиться? В конце концов, она устроила грозу, потом прогнала его на балкон, куда он никогда не выйдет во время настоящей грозы, и, когда он убедился, что никакой грозы нет, он понял, что все это подстроила она.

Размышляя, я упустил что-то из объяснений психиатра, но зато уловил самый конец.

- Красный цвет, - говорила она, - обычно обозначает, что беспокойство связано с нашим хозяином. Я хочу кое-что спросить у вас. Вы боитесь грозы?

Я сказал, что, конечно, нет, и если она думает, что я передаю Белому Медведю страх перед грозой, то она идет не по тому следу.

- Вы можете и не передавать это нам, - сказала она спокойно. - Мы могли получить это, будучи котенком. Но вы выявляете и усиливаете этот страх.

Хотелось бы мне знать, как я это делаю.

- Вы, возможно, и не осознаете, что боитесь грозы, - сказала она.

Я промолчал.

- Ну, - сказала кошачий психиатр, - я думаю, для первой встречи вполне достаточно. Мы не собираемся сделать регулируемое регулирование. Мы собираемся сделать нерегулируемое регулирование. В следующий раз, когда будет гроза, я хочу, чтобы вы не обращали на нее внимания, более того - чтобы вы не обращали внимания на нашу реакцию на эту грозу.

Мой приятель снабдил меня словарем психиатрических терминов, и, когда дама удалилась, я стал искать «регулируемое и нерегулируемое регулирование». Неожиданно я наткнулся на определение слова «ага» или «аг-га». В словаре объяснялось, что это «реакция в момент понимания проблемы разрешаемой ситуации».

Тут настал мой черед сказать «ага». И моя разрешаемая проблема привела меня к следующему компромиссу с Белым Медведем. Если он пообещает вести себя хотя бы немного спокойнее во время грозы, я, со своей стороны, обещаю, что кошачий психиатр никогда больше не появится в нашем доме.

Я сдержал это обещание.

Однако не собирался отказываться от одного мероприятия, по поводу которого мы с котом постоянно воевали. Это были вечеринки, которые приводили Белого Медведя в ужас. Кот предчувствовал их задолго до того, как в доме появлялась симпатичная молодая пара, которая обслуживала моих гостей. Я был не в состоянии понять, как он об этом догадывался, - то ли из-за того, что телефонных звонков становилось гораздо больше, или оттого, что Мариан переставляла мебель и приносила цветы, то ли из-за затяжных военных действий против Розы и пылесоса. Что бы ни было причиной, начиная с утра того дня, а особенно с приходом официантов, Белый Медведь был уже в полной боевой готовности.

Конечно, я хорошо знал, что именно кот замышляет своим маленьким умишком отшельника, но мои догадки в расчет никто не брал. Он хотел показать мне, что у него вконец истрепаны нервы и что я несу персональную ответственность за его состояние. Прежде всего он демонстрировал официантам, что точно знает, зачем они здесь, и что у него нет ни малейшего желания во всем этом участвовать. Уже это меня злило, потому что они очень его любили и делали все возможное, чтобы заслужить его расположение. Но он не реагировал, нанося им сильнейшее оскорбление, и не обращал внимания на их уговоры, когда они звали его зайти в кухню перекусить. Далее шла моя очередь. Пока официанты занимались своими делами на кухне, а я из гостиной подавал им полезные советы, Белый Медведь подходил ко мне и останавливался, чтобы одарить меня уничтожающим взглядом.

- Ты ведь помнишь, - говорил он, начиная разговор, - что произошло со мной во время прошлой вечеринки.

Я неоднократно слышал эти речи и был не в настроении выслушивать их снова. Нужно было его прервать, так как продолжение было известно. Я действительно помнил, что случилось в прошлый раз. Он исчез под кроватью в тот момент, когда появился первый гость и не вылезал оттуда, пока не ушел последний.

Но кот продолжал:

- Я не говорю о том, что я отыскал надежное убежище. Я хочу сказать о том, что случилось после. Возможно, ты забыл, но по крайней мере три дня я был на грани гибели.

Я сказал ему, что он несет сущий вздор. Он был совершенно здоров и просто притворялся больным, потому что своим извращенным умишком думал, будто я устраиваю вечеринку специально для того, чтобы его доконать.

- И та вечеринка, известно тебе об этом или нет, - перебил он меня, чтобы показать, что не слышал ни единого моего слова, - укоротила мою маленькую жизнь.

Всякий раз, когда он на это ссылался, я чувствовал, что он бьет ниже пояса. Я сказал ему, что мы не обсуждаем эту проблему. Мы обсуждаем или по крайней мере должны были бы обсудить то, что время от времени я зову гостей, потому что должен поблагодарить людей, которые были так добры, что приглашали меня к себе.

Конечно, он даже не пытался это понять. По его мнению, вовсе не нужно устраивать вечеринки, чтобы выразить свою признательность, да и к ним в гости нечего ходить. Вместо этого я должен проявить элементарную вежливость, если не способен на более глубокие чувства. Я должен провести последние несколько вечеров, которые ему осталось жить на свете, - а это вполне возможно, - дома, вместе с ним.

Я заявил ему, что просто не могу удержаться от смеха, слушая эту глупую болтовню. К тому же не стоит забывать, что ему всего лишь два года, и он проживет по крайней мере раз в десять больше, если из-за своего глупого упрямства не будет симулировать всевозможные нервные расстройства, которые и в самом деле могут привести его к безвременной кончине. Но должен его предупредить: если это случится, то виноват в этом будет только он сам, а вовсе не я.

В конце беседы я довел до сведения кота, что именно сегодня он должен вести себя совершенно по-другому - не так отвратительно, как в прошлый раз. Дело в том, что нынче первая годовщина той ночи, когда я его нашел, и в этом случае мне хотелось бы ожидать чего-то более приятного, чем его обычные исчезновения. Возможно, сегодня будет несколько незнакомых ему людей, но много будет и тех, кого он знает достаточно хорошо. Например, Сержант Дворк, мой брат и его жена, и даже миссис Уиллс, которая тоже некоторым образом его спасла. Кроме того, будут люди, которых он знает еще лучше, потому что они часто остаются с ним, когда меня нет. Это моя дочь Гея, моя внучка Зоя, Джин Адлон и Кэролайн Томпсон. Будет пара его друзей из Калифорнии, и среди них Пола Дитс, которым придется проделать путь до Нью-Йорка, чтобы отпраздновать здесь Рождество.

Я как следует все растолковал, и, когда позвонил первый гость, у меня еще оставались надежды, но с появлением второй пары эти надежды рухнули - Белый Медведь исчез.

Мы с Мариан изобрели систему, посредством которой следили за дверью, когда она открывалась, чтобы застраховаться от какой-нибудь его выходки. К тому же время от времени незаметно мы заглядывали под кровать, чтобы удостовериться, что он все еще там. К сожалению, несмотря на осторожность, мне не удалось избежать острого глаза доблестного газетчика Уолтера Кронкайта. Он увидел меня лежащим около кровати и, обладая безошибочным чутьем на сенсации, потребовал объяснить, что я делаю.

Глянув наверх, я признался, что ищу кота. Уолтер любит котов, в это время у него жил кот по имени Танцор. Как-то раз его дочь оставила Танцора на время отцу, а Уолтер так привязался к коту, что иногда похищает его у дочери.

- Кот? - обрадовался он. - У вас есть кот? Как его зовут?

И, заняв то же положение, что и я, Уолтер заглянул под кровать.

- Эй, Белый Медведь, - льстиво позвал он. - Иди-ка сюда, Белый Медведь!

Мне хотелось бы сказать, что Белый Медведь откликнулся на призыв, но этого не случилось. В том году Уолтеру Кронкайту должно было быть присвоено по итогам голосования