момента, как он оставил Шойо, ему пришлось повидать немало трупов. Одним трупом больше, одним меньше – какая разница?
Но когда «труп» сел на мостовой, Ником овладел такой ужас, что он не справился с велосипедом и упал. Он содрал ладони и поранил лоб.
– Господи, мистер, ну и грохнулись же вы, – сказал «труп», приближаясь к Нику походкой, которую точнее всего можно определить, как благодушное пошатывание.
Ник не уловил ни одного слова. Он смотрел на мостовую в то место, куда капала кровь из его рассеченного лба, и думал о том, насколько серьезна рана. Когда рука дотронулась до его плеча, он вспомнил про «труп» и вскочил на ноги.
– Не принимайте близко к сердцу, – сказал «труп», и Ник заметил, что это вовсе не труп, а молодой человек, весело глядящий на него. В одной руке у него была початая бутылка виски, и Ник все понял. Не труп, а пьяный человек, который так напился, что вырубился посреди дороги.
Ник кивнул и показал кружок из большого и указательного пальца – о'кей. Капля крови скатилась у него со лба и попала в глаз, над которым поработал Рэй Бут. Он приподнял повязку и вытер глаз тыльной стороной кисти. Сегодня глаз видел немного лучше.
Человек с бутылкой виски наблюдал за Ником безо всякого выражения. Когда Ник сел на бордюр и стал выковыривать крошки гравия из ладони, все признаки оживления исчезли с его лица. Оно стало пустым и плоским. На человеке был надет чистый, но поношенный комбинезон и тяжелые, грубые ботинки. Рост его был около шести футов, а волосы были такими светлыми, что казались почти белыми. Глаза его были ярко-голубыми и абсолютно пустыми. Вкупе с шелковистыми волосами они безошибочно указывали на его шведское или норвежское происхождение. Выглядел он не больше, чем на двадцать три, но как Ник обнаружил позднее, ему должно было быть около сорока пяти, так как он помнил окончание войны в Корее и возвращение своего папочки в военной форме месяц спустя. Его нельзя было заподозрить в том, что он мог это придумать. Вымысел не был коньком Тома Каллена.
Он стоял над Ником с пустым лицом, словно отключенный робот. Потом постепенно его лицо вновь оживилось. Покрасневшие от виски глаза заморгали. Он заулыбался. Он вновь вспомнил ситуацию.
– Господи, мистер, ну и грохнулись же вы. Разве не так? Ей-Богу! – Он отвел глаза от раны на лбу у Ника.
В кармане у Ника был блокнот и ручка. Он написал:
Он вручил блокнот человеку в комбинезоне. Человек взял блокнот. Посмотрел на то, что там было написано. Вернул его обратно. Улыбаясь, он сказал:
– Меня зовут Том Каллен. Но читать я не умею. Я добрался только до третьего класса, но к тому времени мне уже исполнилось шестнадцать, и папочка заставил меня уйти из школы. Он сказал, что я уже слишком велик.
«Умственно отсталый, – подумал Ник. – Я не могу говорить, а он не умеет читать». На мгновение он почувствовал себя в абсолютном тупике.
– Господи, мистер, но и грохнулись же вы! – воскликнул Том Каллен, и в каком-то смысле эта фраза прозвучала впервые для них обоих. – Ей-Богу, разве не так?
Ник кивнул. Потом убрал блокнот и ручку. Приложил ладонь ко рту и покачал головой. Приложил руки к ушам и снова покачал головой. Левую руку положил на горло, и еще раз покачал головой.
Каллен удивленно ухмыльнулся.
– Болят зубы? У меня как-то раз тоже болели. Господи, как больно. Разве не так? Ей-Богу!
Ник покачал головой и вновь проделал свою пантомиму. На этот раз Каллен решил, что у Ника болят уши. Ник вскинул руки вверх и пошел к своему велосипеду. Краска кое-где была содрана, но в целом велосипед был, похоже, цел. Он сел на него и поехал по улице. Да, все в порядке. Каллен бежал за ним, радостно улыбаясь. Он не отрывал глаз от Ника. Почти неделю он никого не видел.
– Не хочешь поговорить? – спросил он, но Ник не оглянулся и ничем не показал, что слышал вопрос. Тогда Том потянул его за рукав и спросил снова.
Человек на велосипеде приложил руку ко рту и покачал головой. Том нахмурился. Теперь человек поставил велосипед на подножку и стал оглядывать витрину магазинов. Похоже, он нашел то, что ему было нужно, так как он ступил на тротуар и направился к аптеке мистера Нортона. Если он собирается попасть туда, то ему чертовски не повезло, так как аптека заперта. Мистер Нортон уехал из города. Похоже, почти все заперли свои жилища и уехали из города, кроме его мамочки и ее подруги миссис Блэкли, а они были мертвы.
Теперь молчаливый человек дергал за дверь. Том мог бы объяснить ему, что это бессмысленно, несмотря на табличку «ОТКРЫТО» на двери. Табличка врала. Чертовски не повезло, так как Том с удовольствием выпил бы газировки. Газировка была лучше виски, от которого ему сначала делалось хорошо, потом хотелось спать, а потом его голова начинала раскалываться от боли. Чтобы избавиться от головной боли, он ложился спать, но ему снилось много всяких идиотских снов о человеке в черном одеянии типа того, которое всегда носил преподобный отец Дейфенбейкер. Черный человек преследовал его во сне. Похоже, он очень плохо относился к Тому.
Но чем там теперь занимается молчаливый человек? Взял урну с тротуара и собирается… что? Разбить окно мистера Нортона? Ей-Богу, он так и сделал! А теперь он лезет внутрь, отпирает дверь…
– Эй, мистер, так нельзя! – закричал Том голосом, дрожащим от волнения и негодования. – Это незаконно.
Но человек был уже внутри и ни разу не обернулся.
– Вы что, глухой? – возмущенно вскричал Том. – Ей-Богу, вы что…
Он запнулся. Волнение и оживление сползли с его лица. Он снова превратился в выключенного робота. Для жителей Мэя это зрелище было привычным. Большинство из них думало, что эти внезапные приступы являются признаками прогрессирующего слабоумия Тома, но на самом деле они представляли собой мгновения почти нормального мышления. Процесс мышления основывается (во всяком случае, так утверждают психологи) на дедукции и индукции, а умственно отсталый человек не может совершить этих дедуктивных или индуктивных скачков. Где-то внутри порваны провода, произошли короткие замыкания и неправильно работают переключатели. Том Каллен страдал не самым тяжелым случаем слабоумия и мог делать простые умозаключения. Он чувствовал возможность такого умозаключения подобно тому, как человек чувствует, что имя вертится у него «на самом кончике языка». Когда же это происходило. Том выпадал из реального мира и погружался внутрь себя. Он становился чем-то похож на человека в темной незнакомой комнате, который со штепселем от лампы в руке и, натыкаясь на разные предметы, другой рукой нашаривает розетку. А если он найдет ее (это случалось не всегда), то вспыхнет яркий свет, и он увидит комнату (мысль), как на ладони. Но на этот раз свет не вспыхнул.
Он сказал:
– Ты что, глухой что ли?
Человек вел себя так, как будто он не слышал слов Тома, за исключением случаев, когда смотрел прямо на него. И этот человек не произнес ни слова. Даже не сказал привет.
Положил руки на уши и покачал головой.
Положил руки на рот и сделал то же самое.
Положил руки на шею и сделал то же самое опять.
Комната осветилась: умозаключение было сделано.
– Ей-Богу! – воскликнул Том, и лицо его вновь оживилось. Глаза его засияли. Он ринулся в аптеку Нортона, забыв о том, что это незаконно. Молчаливый человек тер мокрой ваткой по лбу.
– Эй, мистер! – закричал Том, подбегая к нему. Молчаливый человек не обернулся. Том на мгновение был озадачен, но потом вспомнил. Он постучал Ника по плечу, и тот обернулся. – Вы глухонемой, так? Не слышите! Не разговариваете! Так?
Ник кивнул. Реакция Тома его удивила. Том подскочил в воздух и бешено захлопал в ладони.
– Я так и подумал! Ура мне! Я подумал об этом сам! Ура Тому Каллену!
Ник был вынужден усмехнуться. Он не мог припомнить, когда его глухонемота доставляла кому- нибудь столько удовольствия.
