твоей сестрой, или твоей шлюхой, или твоей рабыней. Но ты должен рассказать мне все, Гарольд.
Он открыл рот, и его голос зазвучал, как надтреснутый колокольчик.
– Но не задаром. Ничто не дается бесплатно, даже сейчас, когда все вокруг завалено вещами, которые только и ждут, чтобы их подобрали.
– Я хочу того же, что и ты, – сказала она. – Я знаю, что таится в твоем сердце.
– Этого не знает никто.
– То, что таится в твоем сердце, записано в твоем дневнике. Я могла бы прочитать его – я знаю, где он спрятан, – но в этом нет необходимости.
Он вздрогнул.
– Раньше он лежал вон под тем кирпичом, – сказала она, указывая в направлении камина, – но теперь ты перепрятал его на чердак.
– Откуда ты это знаешь?
– Я знаю, потому что он рассказал мне. Он… можно сказать, что он написал мне письмо. А еще важнее, что он рассказал мне о
Она прикоснулась к нему рукой и улыбнулась.
– Для нас наступает время игр. Ты понимаешь меня?
– А потом, Надин? Что он хочет, чтобы мы делали потом?
– То, что ты почти уже сделал с Редманом в тот первый день, когда вы выезжали на поиски старой женщины… но в гораздо большем масштабе. А когда мы сделаем это, мы сможем отправиться к нему, Гарольд. Мы сможем быть с ним. Мы сможем остаться с ним. – Глаза ее были полузакрыты от наслаждения и восторга. Парадоксальным образом то обстоятельство, что она любит другого, но готова отдать свое тело ему, вновь возбудило в нем жаркое желание.
– А если я скажу «нет»?
Она пожала плечами, и груди ее соблазнительно покачнулись.
– Жизнь будет идти своим чередом, так ведь, Гарольд? Мне придется найти другой способ, чтобы сделать то, что я должна сделать. Ты пойдешь своим путем. Рано или поздно ты найдешь девушку, которая согласиться сделать для тебя этот маленький пустячок. Но спустя некоторое время этот пустячок покажется тебе очень утомительным.
– Откуда ты знаешь? – спросил он с кривой усмешкой.
– Я знаю это, потому что секс – это жизнь в миниатюре, а жизнь очень утомительна. Жизнь – это время, проведенное во множестве комнат для ожидания. Вполне возможно, Гарольд, здесь у тебя будут свои успехи, но к чему все это? Жизнь твоя будет скучной банальностью, и ты всегда будешь вспоминать меня без рубашки и будешь думать о том, как бы я выглядела, если снять с меня все остальное. И ты будешь пытаться представить себе, что было бы, если бы я стала произносить в твоем присутствии нецензурные ругательства… или обмазала бы медом… все твое тело… а потом вылизала бы тебя… и ты будешь думать…
– Прекрати, – сказал он. Все тело его охватила дрожь.
Но она не послушалась.
– А еще мне кажется, что ты будешь думать о том, на что похожа жизнь на
– Я…
– Решай, Гарольд. Надеть ли мне снова свою рубашку или снять все остальное?
– Идем в спальню, – сказал Гарольд.
Она улыбнулась и взяла его за руку.
Гарольд Лаудер подчинился своей судьбе.
Глава 52
Окна дома Джаджа Фэрриса выходили на кладбище.
Он и Ларри сидели после обеда на веранде, курили сигары и смотрели на полоску заката над горами, которая постепенно выцветала до бледно-оранжевого оттенка.
– В детстве мы жили неподалеку от самого красивого кладбища во всем Иллинойсе, – произнес Джадж. – Оно называлось «Холм Надежды». Каждый вечер после ужина мой отец, которому тогда пошел седьмой десяток, уходил на прогулку. Иногда я отправлялся вместе с ним. И если наш маршрут пролегал мимо этого некрополя, содержавшегося в идеальном порядке, он говорил: «Как ты думаешь, Тедди? Есть ли хоть какая-нибудь надежда?» И я отвечал ему: «Конечно, есть. Целый холм». И каждый раз он хохотал, словно слышал эту фразу впервые. Умер он в 1937 году, когда я был еще подростком. Он умер, как король, Ларри. Он сидел на троне в самой маленькой комнатке своего дома с газетой на коленях.
Ларри, не вполне уверенный в том, как следует реагировать на это довольно причудливое проявление ностальгии, не сказал ни слова.
Джадж вздохнул.
– В недалеком будущем что-то должно произойти, – сказал он. – Если вы почините электричество, то все будет отлично. Но если вы не сможете этого сделать, люди занервничают и потянутся на юг, пока не настали холода.
– Ральф и Бред говорят, что все будет в порядке. Я доверяю им.
– Тогда будем надеяться, что у твоего доверия есть основания, так? Может быть, это даже хорошо, что старая женщина ушла от нас. Может быть, она понимала, что так будет лучше. Может быть, людям надо самим предоставить судить, что там за свет в небесах и действительно ли у одного из деревьев есть лицо, или это лицо – лишь игра света и тени.
– Я не вполне понимаю вас, – сказал Ларри.
– Я просто думаю о том, надо ли нам вновь заваривать эту утомительную кашу с богами и со всем прочим. Не уверен, что сейчас самое подходящее для этого время.
– Вы думаете, что она умерла?
– Она ушла шесть дней назад. Поисковый комитет работал впустую. Да, я думаю, что она умерла, но даже сейчас у меня есть некоторые сомнения. Она была удивительной женщиной, совершенно не укладывающейся в рациональный порядок вещей. Может быть, одна из причин того, что я почти рад ее уходу, как раз и состоит в том, что я – страшный рационалист. А ведь если в лице старой женщины мы увидим Бога, то это неизбежно напомнит нам о том, что на каждого бога найдется по дьяволу – и наш дьявол может оказаться ближе, чем мы думаем.
– Поэтому я и пришел к тебе, – сказал Ларри.
– Я знаю, почему ты пришел. Я согласен.
Ларри вздрогнул.
– Кто рассказал тебе? Это должно было держаться в тайне, Джадж. Если кто-то из комитета проговорился, то мы в полном дерьме.
Джадж поднял руку, прерывая Ларри.
– Успокойся, мой мальчик, успокойся. Никто из вашего комитета не выдал тайну. Мне, во всяком случае, об этом ничего не известно. Но твое лицо – это открытая книга, Ларри. Вы ведь хотите послать меня на запад. Шпионом. Так ведь?
– Совершенно верно.
– Я думаю, он уже починил электричество, – сказал Джадж с обманчивым безразличием. – И этим он влечет к себе людей. Очевидно, этот парень Импенинг попался на его удочку.
– Хорошенькое приобретение для них, – мрачно заметил Ларри.
– Я отправляюсь завтра. Наверное, в «лендровере». Слава Богу, я по-прежнему могу удержать руль в