он был к тому, чтобы достать револьвер и попытаться уложить их всех. Но в последний момент какой-то перетершийся канат все-таки удержал его, вместо того, чтобы порваться.
Теперь ему хотелось спать. День был длинным и полным событий.
Расстегивая рубашку, Гарольд потушил две из трех керосиновых ламп, а последнюю взял с собой в спальню. Когда он проходил через кухню, взгляд его упал на открытую дверь в подвал.
Он замер.
Потом он подошел к двери, высоко подняв лампу и спустился по первым трем ступенькам. Спокойствие в его сердце уступило место страху.
– Кто там? – крикнул он. Ответа не последовало. В свете лампы он видел плакаты на стенах. Он спустился еще на три ступеньки. – Здесь есть кто-нибудь?
Нет. Он почувствовал, что там никого не было. Но его страх от этого не стал меньше.
Потом он спустился вниз и внимательно осмотрел пол. Под окном было просыпано немного засохшей земли. Гарольд опустил лампу вниз. На земле, четкий, как отпечаток пальца, был след от теннисной туфли… не пересекающиеся под прямым углом полосы и не зигзаги, а набор кругов и линий. Он уставился на след, выжигая его в своем мозгу, а потом ударом ноги превратил его в небольшое облачко.
– Ты заплатишь! – тихо крикнул Гарольд. – Кто бы ты ни был, ты заплатишь за это!
Он поднялся по лестнице и долго ходил по дому, отыскивая другие знаки непрошеного вторжения. Он ничего не нашел. В конце концов он оказался в гостиной, и спать ему совсем не хотелось. Он уже внутренне соглашался с мыслью о том, что кто-то – возможно, ребенок – влез к нему просто из любопытства, когда мысль о дневнике взорвалась у него в мозгу, как сигнальная ракета в полночном небе. Мотив вторжения был таким очевидным, таким ужасным, что он чуть было его не просмотрел.
Он подбежал к камину, поднял кирпич и схватил дневник. В первый раз он по-настоящему понял, насколько же опасна эта тетрадь. Если кто-нибудь найдет ее, то все будет кончено. Кому, как не ему знать об этом? Разве для него все не началось с дневника Фрэн?
Он взял дневник с собой в спальню и положил его под подушку вместе со «Смит-Вессоном», думая о том, что надо сжечь его, но прекрасно зная, что никогда не сможет этого сделать.
Стью вернулся в четверть десятого. Фрэн лежала, свернувшись калачиком на двуспальной кровати. На ней была одна из его рубашек – она доходила ей почти до колен, – а в руках она держала книгу под названием «Пятьдесят дружественных растений». Когда он вошел, она быстро встала.
– Где же ты
Стью объяснил, что у Гарольда возникла идея отправиться на поиски Матушки Абагейл, чтобы хотя бы узнать, где она. О священных коровах он не упомянул.
– Мы бы взяли тебя с собой, малышка, но тебя нигде нельзя было найти.
– Я была в библиотеке, – сказала она, наблюдая за тем, как он снял с себя рубашку и положил ее в мешок для грязного белья.
Гарольд читал ее дневник – теперь она была в этом уверена. Она ужасно боялась, что Гарольд может заманить Стью в какое-нибудь уединенное место и… ну, сделать с ним что-нибудь. Но почему сейчас, сегодня, когда она только что все узнала? Если уж Гарольд столько времени ничего не предпринимал, то не логичнее ли было бы предположить, что он так никогда ничего и не предпримет? И разве не возможно, что, прочитав ее дневник, Гарольд увидел всю бессмысленность своих ухаживаний за ней?
– Никаких следов, Стью?
– Никаких.
– Как выглядел Гарольд?
– Очень изнуренным и расстроенным из-за того, что его идея не принесла плодов. Я пригласил его на ужин в любой день. Надеюсь, ты не будешь против. Знаешь что, мне кажется, что этот сосунок начинает мне нравиться. Ничего, что я пригласил его?
– Все в порядке, – ответила она после продолжительной паузы. – Мне хотелось бы поддерживать с Гарольдом хорошие отношения.
– Если Матушка Абагейл к утру не появится, – сказал Стью, – наверное, я предложу Гарольду снова отправиться на поиски.
– Я тоже поеду, – быстро сказала Фрэн. – Найдутся и еще несколько человек, которые не до конца уверены в том, что еду ей приносят дикие звери. Один из них – Дик Воллмен. Другой – Ларри Андервуд.
– Прекрасно, – сказал он и лег рядом с ней. – Скажи, что у тебя надето под этой рубашкой?
– Такой большой и сильный мужчина, как ты, мог бы выяснить это и без посторонней помощи.
Под рубашкой ничего не оказалось.
Следующий день прошел в безрезультатных поисках. Спустя еще один день Глен Бэйтмен ворвался в квартиру Фрэн и Стью без стука. Фрэн была в гостях у Люси Сванн, где они пытались приготовить тесто для пирогов. Стью читал вестерн Макса Брэнда. Он поднял глаза и увидел Глена, лицо которого было бледным и испуганным. Книга выпала у него из рук.
– Стью, – сказал Глен. – Ой, парень, как я рад, что ты дома.
– Что случилось? – резко спросил он Глена. – Кто-то нашел ее?
– Нет, – сказал Глен и сел так стремительно, словно ноги его внезапно подкосились.
– Так в чем дело?
– Новости скорее хорошие, а не плохие. Но это очень странно. Коджак пришел. Я дремал после ленча, а когда я проснулся и вышел за дверь, Коджак крепко спал на веранде.
– Ты хочешь сказать,
– Именно это я и хочу сказать.
– Ты уверен?
– Абсолютно. Он, правда, исхудал и не раз вступал в драки. Дик Эллис – Дик был страшно рад иметь дело с животным, ради разнообразия – говорит, что один глаз у него теперь не видит. Он дал ему успокоительное и забинтовал живот. Дик сказал, что Коджак дрался с волком, а может быть, и не с одним. Но бешенством он не болен. – Глен медленно покачал головой, и две слезы скатились по его щекам. – Этот чертов пес вернулся ко мне. Какой я был мерзавец, что оставил его одного.
– Но мы же не могли увезти его на мотоциклах, Глен.
– Да, но… он
– Может быть, так же, как и мы. Ты ведь знаешь, что собакам тоже сняться сны.
Глен ошеломленно покачал головой.
– Ты хочешь сказать, что ему
– А что в этом такого удивительного?
– Да нет, ничего. Хочешь пойти посмотреть на него?
– Обязательно.
Дом Глена стоял на Спрюс Стрит, примерно в двух кварталах от отеля «Боулдерадо». Плющ, обвивавший решетку веранды, теперь весь засох. Засохли почти все лужайки и цветы в Боулдере, так как водопровод не функционировал и поливать их не было возможности.
На веранде стоял небольшой круглый столик, на котором была бутылка джина и тоник.
– Ну не омерзительный ли напиток без льда? – спросил Стью.
– После третьей обычно бывает без разницы, – ответил Глен.
Коджак лежал на веранде, и его потрепанная морда мирно покоилась на передних лапах. Собака была тонка, как спичка, и сильно ободрана, но Стью сразу же ее узнал. Он присел на корточки и стал гладить Коджака по голове. Коджак ухмыльнулся по-собачьи.
– Хорошая псина, – сказал Стью, чувствуя, как к горлу подступает комок. – Хорошая псина, – повторил он, и Коджак застучал хвостом по дощатому полу.
– Зайду на минутку в дом, – глухо сказал Глен. – Мне надо в туалет.
