Длина туннеля составляла две мили. Единственный способ пройти сквозь него – это ползти по крышам с одной машины на другую в абсолютной темноте.
В животе у Мусорного Бака похолодело.
Какое-то время он смотрел на туннель, а потом повернулся и пошел обратно к Малышу. Плечи его обмякли, уголки рта дрожали. Может быть, ему удастся проскользнуть мимо?
Через несколько часов Мусорный Бак остановился за «Поршем», о который Малыш разбил бутылку. Он осторожно выглянул из-за капота. «Форд» Малыша ярко выделялся на фоне темно-фиолетового вечернего неба. Сам Малыш сидел за рулем, глаза его были закрыты, а рот приоткрылся. Сердце Мусорного Бака исполнило в груди победный марш.
Двигался он очень осторожно. Он перебегал от машины к машине, как водомерка, оставляя «Форд» Малыша слева.
– А ну-ка, мудозвон, стой на месте.
Мусорный Бак замер, стоя на четвереньках. Он намочил штаны, и мозг его превратился в обезумевшую черную птицу паники.
Он очень медленно поднял глаза и увидел над собой Малыша. В руках у него было по 45-му, а на губах застыла ужасная гримаса ненависти и ярости.
– Я п-п-просто проверял, сможем ли мы здесь проехать, – услышал Мусорный Бак свой собственный голос. – Открыта ли дорога назад.
– Ну конечно, на четвереньках. Сейчас я тебе открою дорогу назад. Вставай, сука.
Мусорный Бак с трудом поднялся, ухватившись за ручку стоявшей рядом машины. Два дула 45-х выглядели абсолютно точно так же, как две пасти туннеля Эйзенхауэра. Он смотрел в лицо смерти и знал об этом. Теперь уже не было такой фразы, которая могла бы спасти его.
Он помолился темному человеку:
– Что там такое? – спросил Малыш. – Авария?
– Туннель. Он забит до отказа. Поэтому-то я и вернулся сказать тебе. Пожалуйста…
– Туннель, – прорычал Малыш. – Господи-Иисусе-Христе-Боже-мой-поцелуй меня-в-зад! А ты не врешь, сучья морда?
–
– Заткни пасть. Как далеко отсюда?
– Восемь миль. Может быть, даже больше.
Малыш посмотрел на запад. Потом он перевел глаза на Мусорного Бака.
– Ты пытаешься повесить мне на уши лапшу, что эта пробка тянется на
–
Малыш посмотрел на него долгим взглядом.
– Я убью тебя, Мусорок, – сказал он наконец с улыбкой. – Но сначала мы вернемся к тому затору, который мы объехали сегодня утром. Ты столкнешь пару машин в пропасть. А потом я отыщу другой путь. Я не собираюсь оставлять свою машину, – добавил он раздраженно. – Ни за какие коврижки.
– Пожалуйста, не убивай меня, – прошептал Мусорный Бак. – Пожалуйста.
– Если ты сможешь скинуть «Фольксваген» в пропасть меньше, чем за пятнадцать минут, может быть, я и передумаю, – сказал Малыш. – Веришь в эти штучки-дрючки?
– Да, – сказал Мусорный Бак. Но он успел глубоко заглянуть в эти сверхъестественные блестящие глаза и уже не мог поверить словам.
Когда они добрались до затора, уже почти стемнело. Малыш зашел за микроавтобус и посмотрел на обочину, по которой они проехали около десяти часов назад.
– Нет, уж, – сказал Малыш решительно. – Я здесь больше не поеду до тех пор, пока мы не расчистим путь. Не надо ля-ля.
На одно мгновение Мусорному Баку пришла в голову мысль броситься на Малыша и столкнуть его с обрыва. Малыш обернулся. Револьверы его были небрежно направлены в живот Мусорного Бака.
– Скажи, Мусорок. У тебя ведь были на уме нехорошие мысли. И не пытайся это отрицать. Я тебя, так твою мать, вижу насквозь.
Мусорный Бак яростно затряс головой.
– Не совершай ошибок, Мусорок. А теперь принимайся за дело. У тебя есть пятнадцать минут.
Мусорный Бак уперся в микроавтобус и толкнул его изо всех сил. Микроавтобус сдвинулся дюйма на два. В сердце у него появилась надежда. Может быть, если ему действительно удастся скинуть «Фольксваген» в пропасть и расчистить путь, этот чокнутый сохранит ему жизнь.
Может быть.
Он набычился и снова толкнул микроавтобус. В его недавно обожженной руке вспыхнула боль. Вскоре нежная новая кожа прорвется. И тогда боль превратится в агонию.
Автобус сдвинулся на три дюйма. Пот тек Мусорному Баку прямо в глаза и жегся, как теплое машинное масло.
– Вот идет Джонни с киркой в руке, – пел Малыш. – У него одно яйцо, и он…
Песня сломалась, как сухой сучок. Мусорный Бак опасливо поднял глаза. Малыш стоял в профиль к Мусорному Баку и смотрел на противоположную сторону дороги.
– Что это было? – прошептал Малыш.
– Я ничего не слы…
И тогда он
–
И ему ответили, но голос этот не принадлежал человеку. Словно хриплая сирена, поднялся вой, сначала нараставший, а потом быстро перешедший в гортанное ворчание.
– Господи Боже мой! – сказал Малыш, и голос его был неожиданно тонок.
С той стороны дороги и через нейтральную полосу шли волки, сухопарые серые лесные волки с красными глазами и отвисшими нижними челюстями. Их было более двух дюжин. В приступе ужаса Мусорный Бак снова намочил штаны.
Малыш начал стрелять. Звуки выстрелов отдавались от скал многократным эхом, так что создавалось впечатление, что палит целая артиллерия.
Волки приблизились с прежней скоростью. Их глаза… Мусорный Бак обнаружил, что не может оторваться от их глаз. Это не были обычные глаза обычных волков – в этом он был абсолютно уверен. У них были глаза их Повелителя, который также был и его Повелителем. Неожиданно он вспомнил о своей молитве и перестал бояться. Он отнял руки от ушей. Он не обращал внимания на мокрые джинсы. Он начал улыбаться.
Малыш опустошил оба свои револьвера, уложив при этом трех волков. Потом он убрал оружие обратно в кобуру, не пытаясь его перезарядить, и повернулся к западу. Он прошел около десяти шагов, а затем остановился. Навстречу ему шли новые волки, пробираясь между темными громадами мертвых автомобилей, словно рваные клочья тумана. Один из них поднял кверху пасть и завыл. К нему присоединился второй, потом третий, а потом завыл уже целый хор.
Малыш начал пятиться. Теперь он пытался зарядить один из своих револьверов, но патроны падали из его дрожащих пальцев. И неожиданно он сдался. Револьвер выпал у него из рук и брякнулся о дорогу. Волки бросились на него, словно это был сигнал.
С пронзительным криком ужаса Малыш повернулся и бросился к ближайшей машине, которой оказался голубой «Остин». Глухо, раскатисто рыча, ближайший к нему волк прыгнул как раз в тот момент,
