«Но мы не знаем, что эти сны
«Не знаем. Но можем узнать. Не уверен, можно ли считать слабые проявления телепатических способностей признаком нашего божественного происхождения. Существует множество людей, готовых поверить в чудо ясновидения, не веря в то, что оно доказывает существование Бога, и я являюсь одним из них, но я верю в то, что эти сны являются конструктивной силой, хотя они и могут нас испугать. Поэтому у меня есть вторичные соображения по поводу веронала. Принимать его это все равно что выпить немножко “Пепто-Бисмола”, чтобы прошел живот, и сесть на самолет».
16 июля, 1990
Только две записи, о снах. Во-первых, в течение этих последних двух дней Глен Бэйтмен был очень бледным и тихим, а этим вечером я заметила, как он принял дополнительную дозу веронала.
Во-вторых, мои собственные сны. Позавчера ночью я спала, как младенец, и ничего не могла вспомнить. Прошлой ночью мне впервые приснилась старая женщина. Ничего не могу добавить к уже сказанному, за исключением того, что от нее исходит аура доброты и радости. Теперь я могу понять, почему Стью так настаивал на том, чтобы мы поехали в Небраску, несмотря на весь сарказм Гарольда. Этим утром я проснулась полностью освеженной, думая, что если только нам удастся добраться до этой женщины, Матушки Абагейл, то все будет о’кей. Надеюсь, она действительно там. (Кстати, я абсолютно уверена, что городок называется Хемингфорд Хоум).
Глава 44
Было около четверти десятого утра тридцатого июля. Выехали они только час назад. Ехать приходилось медленно, потому что прошедшей ночью был сильный ливень, и дорога была еще скользкой. Со вчерашнего утра, когда Стью разбудил сначала Фрэнни, а потом Гарольда и Глена, чтобы сказать им о самоубийстве Перион, они почти не разговаривали. Он винит себя, – подумала Фрэн с горечью, – винит себя за то, в чем он виноват не больше, чем в ночной грозе.
Она хотела сказать ему это, отчасти потому, что его следовало поругать за самоедство, а отчасти потому, что она любила его. Эту вторую причину она уже была не в силах скрывать от самой себя. Ей казалось, что она может убедить его в том, что смерть Пери – это не его вина… но в процессе этого разговора она неизбежно раскроет свои подлинные чувства. Но вскоре это неизбежно случится, и Бог с ним с Гарольдом.
Они завернули за поворот и увидели перевернутый жилой прицеп, перегородивший дорогу. Его ржавый бок все еще блестел после ночного дождя. На обочине стояли три автофургона и большой дорожный грузовик. Рядом стояли люди, по крайней мере, человек двенадцать.
Фрэн была так потрясена, что затормозила слишком резко. Ее «Хонду» занесло на скользкой дороге, и она чуть не упала. Все они остановились и удивленно уставились на столь многочисленную группу живых людей.
– Ну давайте, слезайте, – сказал один из этих людей. Он был высокого роста, с рыжеватой бородой, и носил темные очки.
У человека в темных очках был револьвер. У остальных мужчин были винтовки. Двое были одеты в остатки военной формы.
–
Глен и Гарольд выглядели озадаченными и испуганными.
– Гарольд, – сказал Стью спокойно. По глазам было видно, что он принял какое-то решение. – Гарольд, не… – А потом все и произошло.
Винтовка Стью висела у него за спиной. Он опустил плечо, чтобы ремень соскользнул вниз, и винтовка оказалась у него в руках.
– Не сметь! – яростно закричал бородач. – Гарви! Вирдж! Ронни! Огонь! По женщине не стрелять!
Гарольд попытался схватить свои револьверы, поначалу забыв, что они убраны в кобуры.
Глен Бэйтмен по-прежнему сидел на мотоцикле позади Гарольда в удивленном оцепенении.
–
Фрэнни начала снимать с плеча свою винтовку. Она почувствовала себя так, словно воздух вокруг наполнился невидимой клейкой патокой, сквозь которую ей никогда не продраться. Она поняла, что, возможно, им придется здесь умереть.
Одна из девушек закричала:
– СЕЙЧАС!
Пока Фрэнни снимала с плеча винтовку, взгляд ее скользнул по девушке. Впрочем, ее уже трудно было назвать девушкой – ей было по крайней мере двадцать пять. Ее пепельные волосы висели клоками, словно она недавно подстригла их садовыми ножницами.
Часть женщин застыли от ужаса, но светловолосая девушка и еще трое пришли в движение.
Бородач направил свой револьвер на Стью. Когда молодая светловолосая женщина закричала:
Потом Стью приподнялся на локтях и стал стрелять. Бородач сделал назад несколько па, словно водевильный танцор, покидающий сцену после бисового номера, и упал на спину.
Двое из троих мужчин дернулись на крик женщины. Один из них нажал курок старомодной ремингтоновской двустволки. Лицо одной из женщин, которая никак не прореагировала на крик светловолосой, превратилось в невероятное кровавое месиво. Лишь один неповрежденный глаз смотрел сквозь ее кровавую маску. В нем застыло удивленное недоумение. Потом женщина упала лицом на дорогу.
Светловолосая женщина схватилась с другим из обернувшихся мужчин. Его двустволка упала на землю между ними. Другая девушка бросилась, чтобы ее поднять.
Третий мужчина, который
Гарольд наконец-то вытащил из кобуры один из своих револьверов. Он поднял его и выстрелил в человека с оливковой кожей. Расстояние было около пятнадцати шагов. Он промахнулся. Дырка от пули появилась в стенке прицепа чуть-чуть левее головы предполагаемого итальянца. Итальянец посмотрел на Гарольда и сказал:
– А теперь я тебя кончу, сукин сын.
–
Человек с оливковой кожей выстрелил в Гарольда трижды. Все три раза он промахнулся. Третий