- Выгребать!.. Я вам такого человечка в президенты готовлю, что вы будете за раба божьего Ельцина, как за благодетеля, ставить свечи в церквах. Шта?!

Эрудит пристально посмотрел в его сторону и грустно усмехнулся

- Мне осталось вкратце остановиться на фигуре 'царя Бориса' - как он изображен в 'Хронике'. Надо сказать, здесь талант Попцова проявился во всем своем блеске, то есть двойственности и изощренном (не хочу говорить иезуитском) лицемерии. С одной стороны - и это для него естественно, он горячо поддерживает и оправдывает все разрушительные и кровавые действия 'главного демократа', а с другой - настойчиво подчеркивает, что 'Ельцин очень русский' (крупные черты лица, сумрачное выражение, невоздержанность, хитрость, подозрительность, скандальные истории личного свойства и т.д. все, мол, как у русских). Подобная двойственность к обожаемому герою, разумеется, выражает двойственность натуры сочинителя, мешкотность мышления, раздвоенность обыденного сознания, которыми руководствуется Попцов в своей жизни. Однако не это главное. Тут просматривается более широкий замысел: поставить знак равенства между частным лицом и народом и таким образом навязать недостатки и пороки данной конкретной личности всем русским. Улавливаете? Полторанин по достоинству оценил сей хитроумный замысел, когда, размахивая рукой, как лопатой, возопил: 'Умри, Олег, лучше не напишешь!' Между тем автор умеет кое-что получше делать, чем это представляется многим и тому же, в общем, простодушному Полторанину. Вот ведь что он пишет: 'Нельзя от демократии отгородиться национальными традициями, хотя бы уже потому, что состояние демократии внетерриториальное. Это всегда отношение целого к части, когда внепредельным является все-таки демократия'.

Честно говоря, я очень сомневаюсь, что авторство этого пассажа принадлежит Олегу Максимовичу - слишком уж он 'мудрен' для него, ну да бог с ним. Сей пассаж, дает понять истинное отношение сочинителя к нации, народу, России... Проще говоря, он обыкновенный 'гражданин мира', не более того.

Скажите на милость, какой же русский , немец, итальянец, француз, вообще любой человек, сохранивший в себе хоть что-то человеческое, с таким цинизмом поведал бы об убийстве, как это сделал неуважаемый мною сочинитель:

'Зрелище было богатым: праздная толпа считала выстрелы, которые делались по Белому дому: спорили, в какое окно угодил снаряд. Хвалили за меткость. Один с пониманием сказал:

- Аккуратно стреляют. Внешне практически никаких повреждений.

Горело несколько этажей...

Долгожданный ОМОН... опатрулил все значимые улицы, перегородил их. Движение по пропускам, строго по пропускам... При неисполнении команды 'стоять' стреляют без предупреждения, как в заправдашнем фильме. Ночью в Москве постреливали'.

- Если, - продолжал Эрудит, - интеллигенты типа ростроповичей, попцовых, явлинских, полтораниных и иже с ними лично не убивали людей, то своими действиями они оправдывали ельцинских палачей, обрекали миллионы на медленную смерть, а у новых поколений отнимали право называться людьми...

Эрудит умолк, низко наклонив голову, украдкой приложил к глазам носовой платок. Помедлив, произнес:

- Все! Как говорили древние, сказал и облегчил тем душу.

V

О даме, возомнившей себя военным министром, и других не менее великих и уморительных событиях.

- Уж больно жалостливо вы говорите, - неожиданно прозвучал женский голос, и все повернули головы к выходу. В проеме открытой двери стояло подобие дамы в самодельных генеральских штанах, яркой желтой блузе и парике а-ля Старовойтова. - Все-то у вас высокие материи: родина, человеческое в человеке, - говорила она, приближаясь широким размашистым шагом к сцене. А что вы хотели, чтобы мы отдали власть совкам? - Удобно устроившись в кресле, ни к кому конкретно не обращаясь, строго спросила: - Что он обо мне... нагородил? Ваш Попцик...Ну!

Суровый-Попцов зашелестел страницами.

- О, вас он немного, совсем немного... Но сочно и не без колорита, сказал Суровый.

- Еще бы, знает кошка, чье сало съела.

- Ага, вот: 'Старовойтова - фигура яркая...'

- У него все 'яркие'. Словари надо читать, коли не знаешь иностранных и вообще.

- Человек, то есть 'Старовойтова, - пояснил Суровый, - страдает очевидным комплексом самоуверенности и надменной ироничности... У нее, конечно же, мужской ум'. - О, снова о комплексе (мадам 'Старовойтова' заерзала в кресле): 'страдает комплексом поучительства... Самолюбива... Обладает властным характером... Слишком превозносит свое 'я'...'

- Хватит!

- Про мытье оконных стекол вы уже слышали. А вот еще: 'Сильный полемист'.

- О, завилял хвостом летописец, завилял. Все ходил, кланялся, улыбался, вынюхивал, и таки накропал. Ладно, полистаем сей кирпич. Когда-нибудь на досуге...

Она внимательно осмотрела присутствующих.

- Со всем, что заявлял Господин Главнокомандующий, согласна. Правда, надо еще проверить его по методу 'а ну, дыхни', но мыслит он в нужном направлении. В ораторстве, конечно, он не силен, но понять можно... Не его вина: секретари обкомов развивались, как правило, в направлении кулака, чтоб столешницы раскалывались от одного удара.

- Ну, ты, баба в лампасах, потише на поворотах, - сказал Господин Главнокомандующий и показал язык.

- Эх, жаль, что нет при нем Костикова. Вот мастер озвучивания. Бывало, этот не успеет просохнуть после вчерашнего... душа, а он уже дает интервью, мол, целую неделю без вылаза работал над документами и пришел к выводу, что... и пошел, и пошел. Талантище! А когда беднягу Костикова кинули, как щенка, в набежавшую волну, я страшно испугалась. Размок, думаю, дар озвучивания Президента, что делать будем... Однако ничего фатального не произошло: отряхнул с себя воды Волги-матушки, поскулил в тряпочку и снова начал еще пуще озвучивать... Один недостаток: как и Попцов, числится по ведомству Союза писателей разлива 60-х годов. А там, как известно...

- О, затараторила, затараторила! Никому рта не дает раскрыть. Пошла-поехала... Прав в отношении тебя Попцов насчет комплексов, не унимался Верховный Главнокомандующий.

Но мадам даже не посмотрела в сторону верстака-танка.

Любовно разглаживая складку на генеральских штанах, она мечтательно произнесла:

- Это все, что осталось от моей голубой мечты стать военным министром. 'А счастье было так возможно', - пропела. - Испугалось мужичье, наложили генералы в... Я бы вправила мозги всем этим воякам. Армию сократила бы до минимума - раз, все пушки-игрушки и прочую амуницию распродала бы - два, ну и все остальное... Нам некого бояться, так незачем и оружием бряцать...

Правильно сочинил долговязый поэт всех времен и народов: 'Возьмемся за руки, друзья'. У нас сейчас всюду друзья... А то талдычат: Россия, патриотизм, будущее... Надоело! Была, Россия, да вся вышла. Что там у Попцова об этом предмете? Ну-ка!

- 'История - наука жестокая, именно русские явились распространителями, - читал Суровый, - марксизма по всей территории безбрежной империи. Именно русские осуществляли жестокий контроль за соблюдением идеологических догм в республиках, являясь недремлющим оком центра, в должности вторых секретарей в структурах власти'.

- 'Царский' летописец кое-что смыслит, но, как всегда, то, что выдает за собственное открытие, заимствовано у других. Например, у меня. Я давно твержу: русский народ потерял свое национальное лицо, понимание, что он русский народ, чувство своего самосознания. Может быть, даже больше, чем другие народы. Потому что русские были проводниками коммунистической идеологии, Советской власти, в том числе в других республиках, и они забыли свою историю, свой фольклор... Между тем другие народы сохранили память о своей истории, языке, культуре... В сентябре 1989 года на конференции демократических движений и организаций я сказала (и никто из так называемых патриотов печатно не возразил - кишка тонка!), что Россия могла бы разделиться на несколько республик с равными правами: Сибирь, Урал, Европа, Север, Дальний Восток. Русские плохо знают историю. У нас сегодня нет России, говорила я. Вероятно, у русских в наибольшей степени, чем у других народов, прервана этнокультурная традиция, нарушена нормальная