национал-патриотами'', - на верстаке (танке) послышался зубовный скрежет, но юркий торопливо продолжал: - 'Личность автора высвечена в 'Хронике' весьма выразительно. Читая 'Хронику', я радовался за нашу журналистику, которая сохранила достоинство и помогает становлению новой генерации свободных людей'.

- Дурак! - отчетливо прозвучало в углу Господина Главнокомандующего.

Бросив бумагу на стол Председателя, самозванный оратор хотел было улизнуть, но не тут-то было. Два дюжих медбрата мигом водрузили его перед нашим столом.

- Сам сочинил или как? - с интересом разглядывая его, спросил председатель. - Говори, Кальсонкин.

Тот заметался в руках дюжих молодцов, захныкал: 'Хочу домой в Питер'.

Из передних рядов поднялся благообразный щупленький человек.

- Говори, Эрудит.

- Переписал статейку всемирно известного Рубашкина из 'Литгазеты' № 42. Своими сокращениями Кальсонкин лишь усилил холуйски-воинственный тон вышеозначенного опуса.

- Спасибо, Эрудит, - ласково проговорил Председатель. - За нарушение регламента, что граничит с попыткой внести смятение в умы почтенной публики, а равно распространение злокозненной клеветы, выразившейся в приписке Попцову чуждых ему качеств, как-то: критика президента, достоинство, правдивость и прочее, - лишить Кальсонкина права голоса до 16.00 сего дня.

В это время послышалось недовольное сопение, старый столярный верстак, то бишь танк, заскрипел и покачнулся. Господин Главнокомандующий проворчал:

- Попцов - верный царский пес, но уж больно врет, понимаешь. Мол, Ельцин - не кастовая натура, каркас власти надо подгонять под него. Шта? Как это понимать? Или вот: 19 августа 1991 года, Ельцину только что позвонил Буш. И Ельцин еще находился под впечатлением этого разговора. Буш высоко оценил мужество Президента России, его благородство по отношению к Горбачеву. - Рассказывая все это, хмыкнул Главнокомандующий, Ельцин, дескать, хитровато улыбался, как бы чуть-чуть отстраняясь от этих высоких характеристик, которые ему неловко даже повторять... - Что он делает из меня шестерку? - заорал Главнокомандующий, грозя кулаком в сторону Попцова. - Слишком болтлив, понимаешь. А от болтунов одни неприятности проистекают... Сколько раз собирался гнать в шею, да все как-то руки не доходили.

Увесистая 'Хроника', брошенная разъяренным Кальсонкиным, почитателем блистательного дарования Попцова, расквасила Главнокомандующему нос.

- Требую компенсации! - закричал тот, перекрывая шум ликующего зала, и выразительно пощелкал указательным пальцем по кадыку.

Главврач объявил перерыв на обед.

II

О страдальческой жизни и беспримерном мужестве Олега Максимовича Попцова и о том, как он чуть не поссорил Суслова с племянником и Политбюро.

После обеденного перерыва и тихого часа Председатель объявил собравшимся:

- Исполнитель роли Господина Главнокомандующего почтеннейший Как скажу, так и будет - получил компенсацию за причиненное ему телесное повреждение (тот сиял на своем месте с заклеенным пластырем носом). Как скажу, так и будет, клятвенно обещал не доверять 'Жириновскому' и ограничиться несколькими глотками. Это первое. Второе - мне передали записку (50 подписей) с просьбой вкратце рассказать, цитирую: 'О доблестном авторе доселе неслыханно правдивой и забавной книги 'Хроника времен <царя Бориса>''. Вам и карты в руки, - обратился он к суровому исполнителю роли Попцова.

Тот, подражая оригиналу, надуваясь и важничая, вальяжно подошел к нашему столу:

- В такой обстановке работать не могу. Желаю, чтоб на сцене был стол, телефонный аппарат, а сбоку мягкое кресло. И чтоб секретарша иногда сюда-туда по кабинету, для полета мысли, значит.

Председатель распорядился. Суровый-Попцов сел в кресло и впал в глубочайшую задумчивость. В зале стояла мертвая тишина. (Тут надо заметить, что в силу своего состояния присутствующие воспринимали происходящее как нечто ранее ими виданное либо как подлинную реальность из той, прежней их жизни, и вели себя соответственно этим своим представлениям.) Вдруг из-за притихшего Господина Главнокомандующего появилась ширококостная мужская фигура в легком платье и в дамском парике под мадам Старовойтову и не спеша двинулась к задумавшемуся Суровому. Тот мгновенно среагировал, забился под стол и сдавленным голосом начал шпарить попцовский текст: уберите этот 'комплекс самоуверенности', 'это неумение или нежелание обуздать себя' и, вылезши из-под стола, гордо выпятив грудь, патетически произнес в сторону этого огородного чучела: 'Освобождена от должности президентским Указом без каких- либо объяснений. Ей казалось, что она предназначена для сотворения философии, а нужна была в другом 'помыть стекла в доме', чтобы увидеть, что творится на улице'.

То, что произошло вслед за этими словами, удивило, обрадовало и изумило всех нас. 'Галина Старовойтова' изящным движением руки приподняла надетое на голое тело платьице, обнаружив ярко выраженную мужскую конфигурацию... Суровый-Попцов упал в кресло, обхватив голову руками.

Энтузиазм был неописуем!

Даже Господин Главнокомандующий, погрузившийся было в дремотное состояние, отреагировал:

- Надо выплатить задолженность по зарплате артистам.

Медленно, как бы вгрызаясь в плотные слои прошлого, актер начал рассказ о жизни и мнениях автора 'Хроники'. Родился в мае 1934 года в Ленинграде. Самостоятельная жизнь началась в студенческую пору. Окончил Ленинградскую лесотехническую академию. В момент избрания секретарем Ленинградского обкома комсомола, в 1959 году, был самым молодым молодежным лидером такого масштаба в стране. Написал и издал 12 книг - романы, повести, сказки, рассказы... Как многие, продолжал актер читать автобиографию Попцова, старался не замечать своих унижений, своей зависимости. (Тут актер отступил от текста книги и с искаженным от омерзения лицом негромко произнес словцо на букву С, но, к счастью, его никто не расслышал, кроме Председателя и меня, сидящих недалеко от него.) Неожиданно Попцов понял, что демократия принесла избавление от ига - уходит вечный страх за себя, свою карьеру, детей. В поднявшем нас с колен порыве мы стали легко выговаривать: 'Конец тоталитарному режиму, пришла свобода'.

Вдруг Суровый остановился. Я взглянул на него и ужаснулся: крупный пот покрывал его побледневшее лицо, руки, державшие 'Хронику', дрожали. Честное сердце рабочего человека (20 лет под землей строил метро) не выдерживало цинизма этого 'сохранившего достоинство'. Председатель подал Суровому стакан с какой-то мутной жидкостью и что-то зашептал на ухо.

Справившись с волнением, актер продолжал перечислять подвиги прославленного сочинителя на ниве вольнодумства. Но все они меркнут, кажутся детской забавой по сравнению с его неслыханными успехами на журналистском поприще в бытность главным редактором журнала 'Сельская молодежь'. С правдивостью, равной подвигу, и с врожденной скромностью рассказывает он о том, как 'возродил журнал из пепла', и одновременно 'сформулировал свое кредо как молодого лидера, а затем как профессионала', вследствие чего 'появился один из самых популярных журналов'. Можете себе представить, что тут началось: у книжных киосков появились длинные очереди, только что вышедший номер нарасхват, в считанные минуты тут же зачитывается до дыр - партаппарат в бешенстве, цензура в ужасе. 'Один из цензоров, доверительно сообщает Попцов, - как-то признался мне: 'Когда я вижу, что по графику приближается выход очередного номера <Сельской молодежи> (а я редактировал этот журнал), у меня портится настроение''. (Бедняга не объяснил причин подобного состояния - то ли его повергло в уныние извращение фактов или несуразицы из тех, которые осмеял Марк Твен в знаменитом рассказе 'Как я редактировал сельскохозяйственную газету' - да это и не важно.) Это был триумф Попцова и позорное бессилие могущественной власти, которая, привыкнув к фразеологии диссидентов, пожалуй, впервые столкнулась с вызывающе наглым оппозиционером, как можно заключить из 'Хроники времен 'царя Бориса''.

Молва донесла до нас доселе неслыханные свидетельства, потрясающие своим драматизмом. Однажды, рассказывают, всемогущий Михаил Суслов явился домой далеко за полночь. Усталый и разбитый после ночных кремлевских бдений, он вышел из машины. К его удивлению, в комнате гостившего племянника горел свет. 'Что бы это значило?' - размышлял он, всходя на площадку второго этажа. В приоткрытую дверь он увидел вихрастую голову дебелого племянника, развалившегося в кресле. 'Дядя, - радостно воскликнул тот, - послушай, как мило написано о хрюшках на фоне любовной интрижки и