Гуль был странным молодым человеком. То, что легко воспринимали сверстники, для него превращалось в настоящую драму. Отъезд в пионерлагерь, школьная помощь колхозу, стройотряды и, наконец, армия — все переносилось болезненно и тяжело. Тоненькие нити, связывающие с местом, где довелось впервые встать на ноги, вдоволь посмеяться и поплакать, представлялись ему чем-то вроде добрых рук, поддерживающих в трудную минуту. Всякий раз, лишаясь этой поддержки, он погружался в тоску и одиночество. Скверная черта характера.

Жить маменькиным сынком — несладко. Тем не менее Гуль не желал себя переделывать. Всесильная самостоятельность, которой так гордились окружающие, не привлекала его, скорее, наоборот, — отвращала и отталкивала.

Будучи, как ему думалось, человеком сметливым, он раскусил ее суть, и суть эта оказалась горечью недозревшего плода. Мускулы, кулаки, всепоглощающий цинизм — вот три кита, на которых покоилась личностная автономия. К каждому из этих слагаемых Гуль готов был прибегнуть и прибегал, но лишь в исключительных ситуациях, неизменно испытывая при этом стыд. Он принимал действительность, как непьющий воспринимает стакан с ядовито-бордовым портвейном. При этом он всегда знал, что пьющим ему никогда не стать. В какую бы даль ни забрасывала Гуля судьба, он никогда не приживался на новом месте. Отовсюду, сделав все возможное и невозможное, он старался вернуться домой…

— Гуль!

Вздрогнув, он обернулся. Это была Милита. Черные как смоль глаза смотрели в упор. Смешавшись, он даже не задал себе вопроса, каким образом она сумела его выследить. В размышлениях о предстоящем возвращении он забрел довольно далеко от лагеря.

— Милита?..

Лицо ее озарилось улыбкой. Она улыбалась так, словно он произнес не ее имя, а некий чарующий комплимент. Гуль почувствовал, что и его губы невольно превращаются в полумесяц.

— Пилберг велел найти тебя, — сообщила она. — Мне кажется, что старичок не в себе.

— Странно. Я видел его полчаса назад, он был в полном порядке.

Гуль старался не смотреть в глаза девушки. Их можно было сравнить с топким болотом, и, ступив раз, он всерьез опасался утонуть. Такой уж была эта Милита. Как ни смотри, всегда ощущалось неудобство, и, одолеваемые мучительной поволокой, глаза предательски возвращались к первоисточнику смущения. Что поделать? Ему нравились ее глаза. И нравился ее маленький, красиво очерченный рот. А ей, похоже, нравилось его нынешнее состояние. Он смущался, и она этим смущением откровенно любовалась. И даже сейчас, в молчании, между ними завязывалось опасное взаимопонимание. Гуль решил, что, пожалуй, Милита — единственное, о чем он будет жалеть потом…

Не сознавая, что делает, он взял девушку за локоть.

— Милита! — Шумно, как большой и неловкий теленок, он вздохнул. — Ты бы хотела уйти отсюда?

— Но ведь Пилберг ждет?..

— Ты не поняла меня… — Гуль взмахом руки обвел пространство. — Я говорю об этом. Ты бы хотела выбраться отсюда? Со мной?.. Дело в том, что это возможно, я знаю, как это сделать. Да, да! Мне рассказал Зуул! Там, в горах, есть особые проходы, которые могут вывести наружу. Правда, они во впадениях Мудрецов, но это не страшно. Они не желают нам зла и пропустят нас…

— О чем ты говоришь. Гуль! Туда нельзя ходить!

— Подожди, Милита! С чего ты взяла, что туда нельзя ходить? — Он все еще удерживал ее за руку, но это давалось непросто. Девушка начинала пятиться.

— Все обойдется. Гуль! Правда, правда! — скороговоркой тараторила она. — Ведь другие привыкают, и ты привыкнешь. А Мудрецам верить нельзя. Они ведь только и ждут этого!

— Чего ждут? Чего, черт побери?!

— Ну… Чтобы мы все пошли за ними. А там, в горах, они тут же обратят нас в свою веру и заставят работать на себя.

— Кто вбил тебе в голову эту чушь? Пилберг?

— Это не чушь! Это правда!.. Гуль, миленький, самое главное — не делай опрометчивых шагов. Отсюда нет выхода! Ведь мы пытались!.. А Мудрецы — они нашептывают. Но мы не должны их слушать, понимаешь?

Гуль с печалью отметил, что первый сентиментальный порыв прошел.

Взаимопонимание улетучилось, они снова были чужими.

Здорово же окрутил всех Пилберг! Да и чего ради он вдруг решил, что Милита обрадуется его предложению? Тоже принц нашелся!.. Гуль обозлился на себя.

За несдержанность, за длинный язык.

— Значит, говоришь, ждет профессор? Милита испуганно кивнула. Она, конечно, заметила, что с ним что-то произошло, и это «что-то» моментально передалось и ей. Глаза ее потускнели, красивые губы обиженно поджались.

— Ну так пошли, — сказал он грубовато. Грубее, чем ему хотелось. — Нельзя заставлять ждать такого человека, как Пилберг, верно?

С Пилбергом действительно творилось неладное. Отослав Милиту, он усадил Гуля на единственный стул в «мэрии» и осторожно, чуть ли не на цыпочках приблизился к выходу. Плотно прикрыв дверь, некоторое время стоял, прислушиваясь, словно там, снаружи, кто-то невидимый подкрадывался к дому и профессор должен был обязательно это уловить. Когда он обернулся, Гуль обратил внимание на его побелевшие губы и на опасно блуждающий взгляд.

— Он вернулся, — не то вопросительно, не то утверждающе произнес Пилберг.

— Да, Зуул здесь. — Брови Гуля удивленно скакнули вверх. Профессор боялся гостя!.. Это было столь очевидно, что Гулю немедленно захотелось сказать что-то доброе, успокаивающее. — В чем дело, проф? Он самый обыкновенный человек, как вы и я. Ну, может, не совсем… Но лично мне он вовсе не показался страшным. Так что причин для паники нет.

— Значит, тебе он понравился? Гуль пожал плечами.

— Наверное, да. Но… Я не совсем понимаю вашу политику, так что давайте без обиняков. Чего вы хотите?

Пилберг медленно прошелся.

— Кое-что узнать…

— О чем?

— О разном… — нараспев произнес Пилберг. Гуль внимательно взглянул на профессора. Мало- помалу напряжение Пилберга передалось и ему.

Ученого-атомщика просто трясло от страха, но он прикрывал испуг резкостью фраз, порывистостью движений. Стало ясно, что о Зууле он знал. Гуль недоуменно оглядел помещение, словно надеялся обнаружить подслушивающую аппаратуру. В самом деле!.. Каким образом Пилберг пронюхал о прибытии Мудреца? Или учуял, как чуют приближение хищника деревенские псы? Или Мудрецы сами нашептали ему? Но зачем?..

— Стало быть, о разном, — повторил Пилберг. На озабоченном его лице промелькнула детская растерянность. Гулю стало смешно.

— Он в самом деле Мудрец, проф, поверьте мне! Ему есть о чем порассказать.

И уж, конечно, вам с ним было бы интереснее поспорить, нежели с вашим облезлым Ферги.

— Не сомневаюсь, — медленно и с расстановкой произнес Пилберг. — Абсолютно не сомневаюсь… Сказочник-краснобай!

Гуль нахмурился.

— Это же чепуха! Появись у Мудрецов желание покончить с колонией, они сделали бы это в любой момент. И никто бы не сумел помешать им. Ни вы, ни ваше оружие. Вы же знаете, ни огонь, ни пули не берут их. Но Мудрецы не питают к нам ненависти. После всей этой истории с походом и перестрелкой они всего- навсего прислали к нам Зуула.

— Зачем?! — фальцетом выкрикнул Пилберг.

Издав нервный смешок, он шагнул к низенькому топчану и сел. Сгорбившись, сложил руки на