ДАША. Я ни за кого не хочу. Пока… Не горит…

СЕРГЕЙ. Значит, и у меня…

ДАША. Знаешь, у кого горит? У Кати! Ей обязательно надо замуж, чтобы получить прописку.

СЕРГЕЙ. Она выйдет. Женщина красивая. И умная.

ДАША. Правда? Вот ты и женись на ней!

СЕРГЕЙ. Бегу!

ДАША. Я серьезно.

СЕРГЕЙ. А чего ты меня разыгрываешь?

ДАША. Господи! Сережечка! Я говорю серьезно! Женись на Кате. Фиктивно! Ш-ш-ш… Катька. (Уходят.)

КАТЯ (задумчиво). За далью лет какая-то тайна? Господи, какое мне до них дело? Мне надо не приходить в этот дом. Никогда. Или… Или разломать здесь все к чертовой матери. И пусть меня осудят современники, правнуки все равно простят. Любовь всегда прощают. Потом.

Входит Громов.

ГРОМОВ. Я все время ждал, чтоб вас оставили одну.

КАТЯ (решительно, скороговоркой). Алеша, я беру свои слова обратно. Я не хочу вас обманывать. Я вас действительно преследую. Это выше моих сил – не видеть вас. Поэтому я тут. Часто. Можете мне ничего не говорить – это не имеет значения… Хотя вру… Имеет… Огромное… Я готова с вами на край света… Я сволочь. Но у меня нет ощущения вины перед вашей знаменитой женой. Ни капли. Считайте, что я вам сделала предложение.

ГРОМОВ. Катя! Катя! Этого не может быть. Это слишком прекрасно, чтоб быть правдой.

Бросаются друг другу в объятия.

КАТЯ. Мы уедем? Уедем? Сразу же… Сейчас…

ГРОМОВ. Да, да… Все, как ты хочешь. Все…

КАТЯ. Когда?

ГРОМОВ. Я скажу. Скоро. Предстоит многое сделать.

КАТЯ. Ты не будешь тянуть?

ГРОМОВ. Я не могу без тебя.

Последние слова слышит Даша, которая входит в комнату. Она несколько секунд смотрит на них, потом выходит. Затемнение.

Там же. Звонок в дверь. Ольга Константиновна идет открывать и возвращается с Росляковым.

РОСЛЯКОВ. Чертова жара! Чертова гонка с препятствиями! Объясни мне, Ольга, почему я, приехав сюда, начинаю зачем-то метаться с реактивным ускорением? Злиться на подобных себе только за то, что они обгоняют меня?

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. Урбанизация. Стресс.

РОСЛЯКОВ. Ну а ты как живешь с этими иностранными словами? Ладишь?

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. Лажу. Ты когда приехал?

РОСЛЯКОВ. Да я здесь несколько дней мечусь. Уже надо возвращаться, но я ведь не могу вернуться без полной информации о Кате. Она у вас, конечно?

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. У них какой-то нежный разговор с Алексеем.

РОСЛЯКОВ. А тебе это до лампочки?

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. А что, твоя свояченица – опасная женщина?

РОСЛЯКОВ. Не замечал.

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. Я тоже.

РОСЛЯКОВ (после паузы). Придется нам их прервать. У меня через три часа самолет…

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. Ты всегда к нам только на минутку. Я могу подумать…

РОСЛЯКОВ. А ты не думай, Оля.

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА (насмешливо). Извини, ради Бога, и иди прерывай их чириканье.

РОСЛЯКОВ. Мне только данные: как ест, как спит, что носит.

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. А с кем – это тебя не волнует?

РОСЛЯКОВ. Ты знаешь – я любопытен. От природы. Но Инна у меня таких сведений не собирает.

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. Тебе крупно повезло с женой, Росляков.

РОСЛЯКОВ. Крупно. Это точно.

Уходят. Входит Даша.

ДАША. Когда раньше я читала об этом или видела в кино, мне казалось, что страсти-мордасти детей по этому поводу несколько преувеличены. Ни фига… Действительно больно… За маму… И за отца тоже… Ему все это не по силам… Мне кажется… И как я должна себя вести? Как? На Катьку я не обижаюсь… Я даже догадываюсь… Самое главное – мама. Чтоб ей не досталась жалкая роль покинутой. Это не для нее. Она сильная… Ей зубы рвут без анестезии. И она даже не стонет…

Входит счастливый Громов.

ГРОМОВ. Я тебе хочу сказать о Сереже. Ты ведешь себя с ним неблагородно.

ДАША. Я? Впрочем, это, отец, исключительно мое личное дело.

ГРОМОВ. Ты им играешь, как мышью. А он дельный и умный мужик. И, между прочим, интеллигентный. Тонкий. Не допускает мысли, что в симпатичных ему людях может быть замаскировано хамство, неискренность.

ДАША. Далее, далее…

ГРОМОВ. Не торопи меня. Этой истории уже не первый год. И каждый день, который он живет с мыслью о тебе, каждый день привязывает его к тебе еще одной ниточкой. Тебя не смущает это?

ДАША. Ничуть. Это мое личное дело.

ГРОМОВ. Нет. Раз ты это принимаешь, значит, берешь в долг.

ДАША. Но ты говоришь, он не дурак. Значит, видит. Пусть плюнет.

ГРОМОВ. Не ломайся. Ты знаешь: он не видит.

ДАША. Папочка, но ты-то что о нем так печешься? Он сам большой.

ГРОМОВ. Я не о нем. Я о тебе.

ДАША. Ну, уезжает он, уезжает – вот тебе и конец.

ГРОМОВ. Он уезжает с надеждой. И твой долг будет расти каждый день. А ну как в один прекрасный день ты почувствуешь его тяжесть? Раздавить может.

ДАША. А ну как не почувствую?

ГРОМОВ. Этого я и боюсь.

ДАША. А ты не бойся.

ГРОМОВ. Ты поймешь кое-что насчет человеческой души, когда сама по-настоящему полюбишь.

ДАША (с иронией). Очень свежая, скорее даже только что освежеванная мысль.

ГРОМОВ. Понимаешь? Нелюбившие – есть бедные, ущербные приматы. Их пожалеть надо. За обделенность. И за то, что к некоторым понимание приходит поздно… И какой-то кусок жизни прожит без света… Без тепла…

ДАША. Папа! Я никого не сужу. Но я видела. Тебя и Катю. Поэтому ты больше не говори ничего. Прости, но мне неприятен такой всплеск эмоций. Я видела, как ты вот тут подключался к батарее…

ГРОМОВ (с ужасом). Ты видела?

ДАША. Зачем же такой священный ужас. Должны мы были с матерью это узнать или нет?

ГРОМОВ. Да, конечно… Но ты могла все не так понять… И потом мама…

ДАША. А маме надо сказать… Если всю жизнь без света и тепла, то о чем тут и говорить…

ГРОМОВ. Вот видишь, ты все не так поняла, все не так…

Даша, махнув рукой, уходит. Входят Катя и Росляков.

КАТЯ. Я провожу тебя до Внуково. Дорогой расскажешь, как вы там.

ГРОМОВ. Я с вами.