можно убить.

— И эти, так сказать, люди сейчас работают... по специальности?

— Видишь ли... — Вадим даже слегка смутился. — Видишь ли, нет...

— Почему?

— Понимаешь, сырье... то есть, я хотел сказать, человеческий материал, который к нам поступил, был совершенно негодным. Уголовники, подонки, мразь, сам понимаешь... Мы не могли им доверять, не могли выпускать из  клетки в мир. Представь, что стали бы творить, вырвавшись на волю, людские отбросы, наделенные вдруг сверхсилой и обретшие, по их мнению, полную безнаказанность? Они превратились бы в серьезную угрозу для общества. Поэтому после всесторонней проверки возможностей этих созданных нами монстров их приходилось уничтожать.

— То есть попросту исподтишка отстреливать?

— О, нет. У нас был другой способ избавляться от них. Так сказать, последний тест, последняя проверка эффективности разработанной нами системы обучения. В процессе занятий бойцу без его ведома вводился в подсознание определенный цифровой код, при произнесении которого любым человеком боец должен был автоматически самоликвидироваться. Когда становилось ясно, что суперагент полностью подготовлен, и возникала опасность, что он, пользуясь приобретенными навыками, вырвется на свободу, кто-нибудь из посвященных проговаривал ему данный код...

— Круто, и вы хотите предложить мне стать таким бойцом?

— Ты догадлив.

— Здесь и идиот догадается. Но скажите, код самоуничтожения у меня тоже будет? — ехидно осведомился Алекс.

— Конечно. Видишь, я с тобой откровенен. Ведь гарантировать мне твое подчинение может только код. А то, что ты о нем осведомлен, удержит тебя от необдуманных поступков.

— А если, превратившись в супермена, я просто прикончу вас?

— Исключено. Метод обучения построен так, что боец не может причинить вред наставнику. Ни сам, ни чужими руками. У него возникает слишком сильная психологическая зависимость от учителя. Вот так.

— Ясно... — вздохнул Таранов.

— Так ты согласен?

— А вы уверены, что я выдержу... пройду подготовку и останусь жив?

— Судя по твоему сегодняшнему бою — выдержишь. Впрочем, решать тебе.

— А если я не соглашусь, а потом стану болтать?

— Подумаешь, болтай. Понарассказал тебе отставной гэбист сказок... Сколько подобных баек курсирует сейчас в прессе? Сотни, да еще позабористей моей. Так что болтай, если дурак.

— А почему вас уволили из органов?

— Новые веяния... Отдел расформировали как противоречащий общечеловеческим ценностям. Меня выкинули без права работать в органах. Хорошо хоть, всю документацию по проекту «Суперагент» я успел уничтожить. А то посадить могли пачкуны-правозащитники...

— Понял.

— Так ты согласен?

— Да. У меня нет выбора.

— Хорошо. Завтра в семь утра жду тебя. — Вадим сказал где. — Дома предупреди, что надолго уезжаешь в командировку. Отправимся в одно место... там я и буду, тренировать тебя.

— А группа? — Алекс кивнул головой в сторону спортзала.

— Их пусть обучает мой помощник. Он справится.

— Что мне с собой брать?

— Форму для тренировок и смену одежды. Все.

Прощаясь, вновь испеченные компаньоны пожали друг другу руки.

— Ужинать будешь? — спросила Люба, когда Алекс вернулся домой.

— Обязательно! — объявил Таранов. — Проголодался зверски!

— О, да тебя опять били... — огорченно протянула девушка, взглянув на его лицо.

— На сей раз бил я! — провозгласил Алекс гордо. — И неслабо бил! Противника в больницу увезли.

— Поздравляю, — сказала Люба без особого энтузиазма. — Переодевайся, еда готова, — добавила она, возвращаясь на кухню из прихожей.

— Я завтра уезжаю, Люб, — сообщил Таранов, за ужином. — Надолго, не меньше чем на месяц. Ты не волнуйся, ладно? Я обязательно приеду к тебе, как только... как только буду готов, — добавил он тише.

Люба перестала есть, отложила ложку, неестественно выпрямилась и посмотрела на Алекса долгим, встревоженным взглядом.

— Ты что-то задумал, Саня, — произнесла девушка тихо и отчаянно. — Что-то страшное, я чувствую... Такое, о чем мы не договаривались... Не надо! Сделай все, как решили! Пожалуйста!

— Любка! — Таранов устало уперся головой в ладонь, опершись локтем на стол. — Ты, кажется, не вполне понимаешь, что со мной... что со мной произошло. Меня нет. Я стерт, словно карандашный набросок ластиком. Я чистый лист... со следами прежнего контура рисунка. Мне надо вновь нарисоваться... по- новому. Лучшим, чем прежде...

— Ты мне не нужен лучший! Ты мне нужен такой, какой ты есть! Даже если... — Люба осеклась.

— Даже если — что? — спросил Алекс встревоженно.

— Даже если я тебе не нужна! — решительно закончила Люба.

— Ой, да разве дело в этом... — Таранов болезненно отвел глаза. — Помнишь, ты отказала мне? Ну, после загса?

— Я жалею об этом! — горячо воскликнула Люба.

— Не жалей... Ты права была... Нет, не в том, что говорила о какой-то там платной любви, а в том, что я никакой любви не стою... И дальнейшие события это доказали...

— Чушь, Саня, чушь! — выкрикнула девушка.

— Нет, не чушь! — вдруг совершенно иным голосом взорвался Алекс. — Не чушь, Любка! Я лучше знаю! И не возражай мне! Не смей возражать!

Он смотрел на нее, оскалив зубы, сверкая глазами. Таким Люба видела Таранова впервые. Она не испугалась — ничуть, — но сердце ее сжалось от боли за него.

— Успокойся, Саня, — тихо сказала девушка. — Делай как знаешь. Как тебе лучше. Но учти — я ведь тоже имею право выбора.

— Прости, Любка... — склонился Таранов. — Конечно, имеешь. Но я. клянусь — придет время, и ты не пожалеешь, если выберешь меня!

— Во сколько ты уезжаешь?

— Меня будут ждать в семь. Значит, проснуться надо в пять утра.

— Тогда идем спать. Завтра вставать рано. Я хочу проводить тебя. Ведь неизвестно, когда опять увижу. Да и увижу ли...

Они разбрелись по своим комнатам. Наутро Люба накормила Алекса, собрала в дорогу и сказала на прощание:

— Саня постарайся все же не наделать глупостей. Впрочем... Имей в виду: я жду тебя всегда. Любого.

Сашка крепко обнял девушку и припал к ее губам. Люба ответила на поцелуй — сперва несмело, затем все больше распаляясь. Таранов целовал ее нежно и ярко — впервые в жизни.

...Вадим с машиной ждал в условленном месте. Увидев Таранова, он молча распахнул перед ним дверь. Алекс уселся на соседнее с водителем сиденье. Вадим так же молча пожал ему руку, здороваясь, и