После утреннего разбора карточек, когда Толстяк отправился есть, а Хупер в патологию, ГМП с невинным видом сказал мне, что Лайонел-Пуловер позвонил ему и попросил осмотреть «красные штучки», которые появились на его великолепном лобке и страшно чесались. Эдди спросил меня, что ему делать и я ответил:
— Делать?! Ты — доктор, делай то, что делают доктора: осмотри его. Назначь осмотр здесь через пять минут.
Я попросил оператора позвонить Толстяку, Хуперу, Сельме и медсестрам, Рыбе и уборщикам и направить их в Город Гомеров немедленно. Я увидел Лайонела, идущего по коридору. Нервно оглядываясь, он вошел в дежурку. Я подошел к вызванной мной толпе и сказал: «нам нужно идти в дежурку, немедленно!» — и все десять человек вошли туда. Лайонел был в голубом лишь выше пояса и сидел на столе с голым низом, почесывая свои коричневые лобковые волосы. Глотай Мою Пыль сидел напротив него в раздумии. Увидев нас, Лайонел покраснел и начал что-то мямлить. Потом он решил, что он не хочет объясняться и остановился, сказав:
— Это по поводу моего здоровья.
— Лобковая вошь, — сказал Эдди, — у Лайонела венерические мандавошки.
— По поводу здоровья? — сказал я. — Вы знаете, мы не можем винить Лайонела за это, нет не можем. Мы можем только винить систему, систему в которой околомедицинский персонал охотится за бесплатной консультацией. Насколько часто в Доме кто-то хлопает меня по плечу и говорит: «Эй, док, у меня проблема, не посмотришь?»
Лайонел надел трусы и серые элегантные брюки и отчалил. С этой минуты, сталкиваясь с Лайонелом, все о чем мы думали — его населенный мандовошками лобок.
— Зря ты это сделал, Баш, — сказал Толстяк, возвращаясь со мной в отделение.
— Почему нет?
— Потому что ребят, вроде Пуловеров, невозможно победить. Как только ты вступаешь в борьбу — ты проиграл. Начальник Лайонела, шестерка-Марвин, определяющий направление пациентов, испоганит тебе жизнь. Пойми, Рой, ты старше Хупера и Эдди, ты можешь отступить и жить с этим. Это тяжело и без Пуловеров, Частников и Слерперов, усложняющих твою жизнь.
— Сдаться этим ублюдкам?
— Этого я не говорил!
— И каков же выбор? — спросил я, испытывая его.
— Не дай им себя использовать, Рой. Используй их.
— Как?
— Так, — сказал Толстяк, усаживаясь напротив Джейн До и доставая секундомер. — Наблюдай.
— Что ты делаешь?
— Использую их. Объясню через десять минут.
— Послушай, я хочу домой. Я расскажу про своих пациентов Хуперу.
— Вперед. Возвращайся через десять минут, и я все объясню.
Я вернулся в дежурку, рассказал Хуперу про пациентов, и я знал, что он не слушал, но мне было чихать, и я пошел домой. Хупер читал пособие, которое я использовал в начале года «Как это делается», часть о дренаже плевральных выпотов. Мне показалось это необычным, так как мы прошли уже через полгода интернатуры, а это являлось стандартной процедурой. Так как мы взяли за правило помогать друг другу, даже если это значило, что мне придется задержаться, я спросил Хупера, не нужна ли ему помощь. Он спросил:
— Ты о Лайонеле?
— Нет, о себе.
— Нет, я прочту главу и пойду дренировать легкие Розы Бадз.
Я оставил его читать книжку, используя палец, как воображаемую иглу на своей груди, намечая путь к выпоту Розы Бадз. Толстяк щелкнул секундомером, когда я к нему подошел, повернулся ко мне и спросил:
— Чего не произошло?
— Не знаю.
— Десять минут, Баш, а Джейн До не пернула.
— И?
— И, значит, ее кишечник полностью выключился впервые за все время в Доме. И именно этот экстракт может излечить диарею в Ассоциации Ветеранов. Хорошее дело и состояние! То, что нужно мне и миру! Используй их, Баш, используй их!
— Как ваши отношения с Толстяком? Улучшились? — спросила Бэрри.
— Ухудшились, — ответил я, — он не только любит гомеров, но и ведет себя как бойскаут. Он говорит нам не перечить начальству, заставляет меня искать очки девяностосемилетней слабоумной по всему отделению, а потом всю ночь играет в карты с женщиной с неизлечимым раком, объявив ей о скорой смерти.
— Он делает это?
— Да, а что?
— Я как-то его не представляла в этом амплуа. То, как ты его описал, казалось таким циничным, нездоровым. А теперь я не знаю.
— Он недостаточно циничен. Он превращается в нюню. Как будто он меня бросает.
— Он представляется более нормальным. Ты же ведешь себя нездорово.
— Спасибо большое.
— Я беспокоюсь, Рой. Эти эскапады опасны. Может, Толстяк и прав, кого-то спалят.
Я лежал без сна, думая об опасениях Бэрри. Было весело отвечать на все «я не знаю», доставать Рыбу, Лайонела, ходить повсюду полным сарказма, но в этом были ростки горечи, которые могли расцвести в дикость и сделать меня либо грустным и готовым к самоубийству, либо достаточно безумным, чтобы повредить кому-то. Я пытался унять волнение, но, как ребенок, охотящийся за солнечным зайчиком, разжав ладони находит, что свет превратился в тень, тепло ушло. Я сползал к сновидениям, видел себя на арене цирка со слоном, да, слоном, а потом я видел эту красотку, разбрасывающую опилки по арене и похотливый красный направленный в небо тент и… СТОП! С ужасом я осознал, что Гипер-Хупер сидел в дежурке, читая пособие и своим пальцем, как иглой, указывая… Нет, это не могло быть правдой, но нет, это было правдой… указывая прямой путь к сердцу Розы Бадз, СБОП.
16
— Ладно, Хупер, давай послушаем о вскрытии Розы Бадз. Давай послушаем, что ты наделал одной маленькой иголкой.
Толстяк переворачивал карточки морозным утром мертвого февраля, трупа года. Было очевидно, что Хупер, Эдди и я были на коленях, что они нас сломали. Большинство иерархий Дома нас ненавидело. Город Гомеров становился хуже. Не мы брали его под контроль, а он нас.
— Вскрытие подтвердило то, что мы думали вначале, — сказал Хупер голосом полным раскаяния, но и профессионального удовлетворения. — Я задел селезенку, легкое, сердце и… и печень. — Хупер остановился, глядя, как Толстяк барабанит пальцами по столу, но продолжил: — Одним словом, Толстяк, все органы, упомянутые выше. Я думаю, что это мировой рекорд по количеству органов, пораженных одной иглой.
— Печень?! Печень совсем не в том месте, куда ты ввел иглу!
Я вспомнил тот день, когда Гипер-Хупер рассказал о своей попытке плевральной пункции Розы, сказав, что «было небольшое кровотечение». Когда калифорниец говорит таким тоном — произошла катастрофа, и Хупер хотел сказать, что Роза умирает. Он отправил ее в БИТ и Толстяк, обеспокоенный и
