— Рой?

— Я не знаю.

— Толстяк? — спросил Рыба с угрозой.

После напряженной паузы Толстяк сказал:

— Я не знаю.

Рыба выглядел несколько удивленным фактом того, что все сказали: «Я не знаю». Джейн До опять расслабилась и Рыба раздраженно сказал:

— Я люблю ЖКТ больше других, но нельзя пациента с таким расстройством кишечника держать в коридоре. Это слишком… жидко. Верните ее в палату.

— Это невозможно, — сказал Толстяк, — в своей палате она выходит из под контроля. Но не волнуйся. Я сейчас работаю над кое-чем, что остановит ее пердеж. Часть проекта ТКК.

— ТКК? Что такое ТКК?

— Тотальный Контроль Кишечника. Часть моего исследовательского проекта в Больнице администрации ветеранов.

— Извини, Рыба, — сказал Эдди, — но, может, ты скажешь нам ответ на вопрос о ферменте?

— Я?! Я не знаю.

— Ты тоже не знаешь? — спросил Эдди.

— Нет, и я горд тем, что не боюсь в этом признаться. Но я надеялся, что один из вас знает. Но я скажу вам вот что, к завтрашнему обходу я буду это знать.

Размещение гомеров оставалось горячей темой в Городе Гомеров, и не менее горячими были Социабельные Письки. После нашего осеннего сексуального карнавала мои отношения с Примариновой Сельмой охладились. Во время обхода с социальными работниками в первый день в отделении, обе, Сельма и Роуз Коэн, были милы, но холодны. Я был не против. Я уже был переполнен тем, что являлось «худшим» отделением и не мог сосредоточиться на обходе. Я слышал, как Эдди бормочет что-то вроде «я оглянулся, а вокруг одни гомеры», а медсестры требовали, чтобы мы заполняли трехстраничную форму на размещение, заполненную вопросами, наподобие «Обработка кожи: Да/Нет/Число» и «Недержание: Мочевой пузырь/Кишечник/День последней клизмы.» К концу обхода я сконцентрировался на молодом блондине; парень с умопомрачительным загаром сидел в углу, иногда бросая на нас взгляд голубых глаз.

Позже мы с Эдди и Хупером сидели в дежурке, изобретая новые способы развлечения с нашими стетоскопами. Я начал обсуждение: «Почему в этом отделении одни гомеры?»

— Почему бы тебе не набрать ПОМОЩЬ и не спросить, — отвечал Хупер.

— Что набрать?

— П.О.М.О.Щ.Ь. Парень в голубом пуловере. Новая концепция Дома, если тебе что-то нужно — набери П.О.М.О.Щ.Ь.

Я набрал ПОМОЩЬ и начал: «Добрый день, мне нужна помощь… Нет, я не пациент, я в команде противника и мне нужен один из этих, Голубых Пуловеров… Какой?! Черт! Да, отделение, отделение… До свидания.» Я вернулся к остальным и сказал: «На каждом этаже есть собственный Пуловер и нашего зовут Лайонел.»

— Потрясно, — сказал Эдди. — Интересно, сколько платят этим клоунам?

Голубой Пуловер подошел к нам. Это был тот же Пуловер, что присутствовал на обходе и выглядел так же прекрасно. Мы приветствовали его и предложили присесть. С аристократичным жестом запястья он сел. Он закинул ногу на ногу, всем видом показывая, что вот, наконец-то, появился парень, который знает, как сесть и закинуть ногу на ногу.

Странно. Мы задали ему кучу вопросов о том, что он и ПОМОЩЬ из себя представляют и делают и сколько им платят и «почему в отделении лежат одни гомеры?» Лайонел ответил на все вопросы искренним и приятным голосом, и, казалось, что он наполнен полезной информацией, которой он был готов делиться с нами, тернами, «без работы которых Дом развалился бы как карточный домик.» Но все это было, как вата, неправдоподобным. Лайонел ничего нам не объяснил. Для нашего выживания в Городе Гомеров было необходимо знать ответы на эти вопросы, так как если на смену каждому размещенному гомеру придет такой же, то на хрена возиться и их размещать? Мы злились и наши вопросы стали очень неприятными. Это принесло еще меньше пользы, и, когда мы уже начали закипать, явился Толстяк. Мгновенно оценив ситуацию, он успокоил Лайонела парой добрых фраз и тот сбежал, а Толстяк обратился к нам:

— Что это вы тут устроили?

Мы рассказали.

— И? — спросил Толстяк, улыбаясь. — Что теперь?

— И этот гандон так и не сказал нам, чем занимается ПОМОЩЬ и сколько им платят. Там, откуда я родом, тем, кто помогает, платят столько, сколько они заслуживают. Этот не стоит ни черта, — сказал Эдди.

— Расслабься, — сказал Толстяк, — плыви по течению.

— Я хочу понять, почему здесь одни гомеры? — спросил я.

— Да. А так же я и все остальные, и знаешь что? Ты никогда не узнаешь, так чего начинать злиться?

— Я не злюсь, я уже разозлен!

— И? Что тебе это даст? Тонкость, Баш, дипломатичность.

Грейси-диетолог заглянула в дежурку, внеся бутылку для вливаний с чем-то желтым:

— Экстракт готов, дорогой.

— Отлично, — обрадовался Толстяк, — давай попробуем!

Мы последовали за Толстяком и Грейси по коридору и смотрели, как Грейси заменяет бутылку с внутривенным для Джейн До «экстрактом». Толстяк, пользуясь техникой перевернутого стетоскопа, проорал на ухо Джейн: «ЭТО ОСТАНОВИТ ТВОИ КИШКИ ДЖЕЙН. ОСТАНОВИТ НАДОЛГО.»

— Что это за экстракт? — спросил я.

— Это что-то, что я изобрел, а Грейси изготовила и это часть проекта ТКК, часть исследования, которое принесет мне состояние!

— Свежие фрукты — созданное Богом слабительное, — пояснила Грейси, — а мы надеемся, что этот экстракт — полная противоположность. Натуральное, как лаэтрил.

Я спросил Толстяка, что же это за исследовательский проект, и он рассказал, что какой-то «мошенник» получил правительственный грант для испытаний нового антибиотика на вечных морских свинках — несчастных контуженных ветеранах. Толстяк договорился с умником на откат за каждого ветерана и начал давать антибиотик всем.

— Как он работает? — спросил я и понял, что это идиотский вопрос, так как никто этого пока не знал.

— Отлично, — сказал Толстяк, — не считая побочного эффекта.

— Побочного эффекта?

— Да, понимаешь, антибиотик уничтожает все микрофлору кишечника и тогда спящие споры начинают размножаться и начинается невероятный понос, который ничто не может остановить. Пока что ничто. Так что мы очень рассчитываем на этот экстракт.[162]

— Подумаешь, легкая диарея, — сказал Хупер.

— Легкая диарея?! — глаза Толстяка расширились. — Легкая… — И он осел в приступе хохота, радостного жирного хохота, который становился все громче и громче, пока он не свалился, держась за живот, как будто боялся, что тот развалится и все содержимое вывалится на пол, и Грейси, и я, и Эдди, и Хупер засмеялись, и со слезами на глазах Толстяк сказал:

— Не маленький понос, старик, а серьезная заразная диарея. Первая часть ТКК, этот антибиотик, вызывает диарею у любого. Если бы я знал об этом эффекте, никогда не стал бы его назначать. Поэтому я должен найти вторую часть ТКК, излечение. Видишь ли, эта диарея наиболее тяжелая и заразная сучья диарея, которую видел большой мир гастроэнтерологии.

Вечером я оставлял своих пациентов на попечение ГМП, который дежурил. Я спросил, как дела.

— По сравнению с Калифорнией — говно полное. Мое третье поступление в дороге. Я уже дрожу.

— Почему?