сарказмом. — Бедная Мария Федоровна! И как он вам показался?

— Император слишком сложный человек, чтобы говорить о нем однозначно, — серьезно ответила я. — Возможно, он даже в чем-то гений, но на роль русского царя никак не подходит. Ни он Россию, ни Россия его не понимает.

— Вы находите? Я признаюсь, еще такого мнения о Павле ни от кого не слышала. А не показалось ли вам, что он душевно нездоров?

— Вы хотите сказать, не сумасшедший ли он? Не думаю, хотя нервы у государя и сильно расшатаны. Да и кто у нас нынче здоров?

— Знаете, Саша с вами так интересно говорить! Но вы, я вижу, совсем устали, пойдемте, я провожу вас в вашу комнату.

Мы встали из-за стола, и Ольга Романовна отвела меня в спаленку, правда, более подходящую не Преображенскому сержанту, а кисейной барышне. Все в комнате было уютно, мягко и по-женски изящно.

— Думаю, вам здесь будет удобно, — сказала княгиня, указывая на широкую кровать под желтым шелковым балдахином. — Моя спальня рядом с вашей, прямо дверь в дверь, — зачем- то уточнила она. — Ежели вам что-нибудь понадобится, только потяните этот шнур, и тотчас придет горничная девушка.

— Спасибо за заботу и гостеприимство, — поблагодарила я, с трудом сдерживая зевок. — Спокойной ночи, дорогая Ольга Романовна.

— Спасибо, — благодарно улыбнулась она, а сама подумала. — Если, конечно, я смогу сегодня заснуть.

Едва я осталась одна, быстро сбросила с себя сапоги и форму, оставшись в одной мужской нижней рубашке. Постель была уже разобрана, и мне осталось только нырнуть под одеяло и растянуться на тонких, голландских простынях. Спать я хотела, но лишь только закрыла глаза, как сон сразу куда-то ушел. Думать о своих грустных обстоятельствах я не хотела, и вместо этого попыталась вспомнить что-то приятное, чтобы отвлечься, но из головы никак не шли последние события и непонятное упорство моих убийц.

Княгиня Щербатова тоже не спала и скоро я начала слышать ее мысли. Оказалось, что она не ушла к себе, а осталась стоять за моей дверью, очень желая, но не решаясь ко мне войти. В такую пикантную ситуацию я попала впервые в жизни и растерялась, не зная, что делать. Теперь, когда я узнала, о чем думает Ольга Романовна, заснуть я уже никак не могла.

Конечно, можно было бы оставить ее стоять за дверью, но Щербатова была мне симпатична и заставлять ее унижаться и страдать я никак не хотела. Осталось одно, позвать ее сказать о себе всю правду. За окном уже начинался рассвет, и в комнате было довольно светло. Я встала, босыми ногами подбежала к двери и распахнула ее. Ольга Романовна в одной ночной рубахе и чепчике стояла прямо на моем пороге и не могла произнести ни слова.

— Я, я… — начала говорить она, — вскрикнула, и ладонями закрыла вспыхнувшее стыдом лицо.

— Заходите, чего ж разговаривать через порог, — сказала я и почти насильно ввела ее к себе.

— Ах, Саша, как это стыдно, как нехорошо получилось, — тихо сказала она дрожащим голосом. — Вы теперь невесть что обо мне подумаете и станете меня презирать! Ведь я вам гожусь в матери и так, так… — запуталась она в словах.

— Вздор, с чего бы мне вас презирать?! — без тени улыбки спросила я.

— Вы совсем еще мальчик, а я так, в таком виде, у ваших дверей… — сказала она и заплакала. — Ах, какой стыд!

— А вы уверены, что у вас ко мне не материнские чувства? — в упор спросила я.

— Я уже ничего не знаю и не понимаю, — без сил, опускаясь в кресло, ответила она. — Лишь только я вас увидела, с той минут я вся сама не своя и когда оказалось, что вы здесь останетесь, я стала по-настоящему счастлива! А какие у меня к вам чувства, я право, не понимаю.

— Надеюсь, они все-таки материнские, — сказала я, потому что…

— Можно, я уйду, — не слушая, попросила она. — Если я с вами еще останусь, то не смогу выдержать и попрошусь лечь к вам в постель.

— Вы можете и не проситься, а просто лечь со мной, мы будем спать как подруги. Вас это устроит?

— А это возможно? — спросила княгиня и впервые подняла на меня глаза.

— Конечно, возможно, вы мне тоже очень нравитесь, только я, к сожалению, не совсем мужчина.

— Я это знаю, — неожиданно сказала она, поставив меня в тупик. — Это совсем неважно. Будь вы даже женщиной, а не мальчиком, меня бы ничего не удержало. Мне просто хочется быть к вам как можно ближе. Вы такой необычный мальчик, может быть, такой же, каким был бы теперь мой нерожденный сын.

Я немного растерялась. Чувства Щербатовой оказались такими сложными и противоречивыми, что требовали не моего малого опыта в любовных делах, потому я просто легла сама и приглашающее распахнула одеяло. Коли Ольге Романовне все равно мужчина я или женщина, пусть она сама это обнаружит и делает собственные выводы.

Щербатова растерялась, не зная, что делать, убежать или все-таки лечь самой. Так и стояла возле постели, надеясь хоть на какое-то мужское принуждение. Но, по понятным причинам, уговаривать или соблазнять ее я не собиралась. Не дождавшись помощи, он решилась, деликатно присела на край постели и все-таки нашла приемлемую форму остаться со мной:

— А я вам не помешаю спать? — тихо спросила она, с усилием поднимая на меня взгляд.

— Нет, не помешаете, — ответила я, чувствуя себя виноватой, что не смогу удовлетворить ее пробудившуюся страсть. Общаться с ее племянником мне было все-таки проще, легче и… приятнее.

— Тогда я лягу? — сдавлено, спросила она.

— Конечно, ложитесь, — ответила я, с трудом, сдерживая зевок.

Ольга Романовна деликатно примостилась с самого края постели, но опустила свою голову на подушку рядом с моей. Волосы ее были ароматны, глаза закрыты, а лицо бледно. Я попыталась вспомнить, что в таком случае испытывал муж, и обняла ее. Княгиня порывисто прижалась ко мне и обняла за плечи.

Вот теперь она обнаружит, кто я, испугается, поднимет крик и разразится скандал, подумала я, чувствуя ее мягкую ищущую руку на своем теле. Однако ничего такого не произошло. Щербатова только сильно прижалась ко мне и чмокнула в щеку.

— Вы спите, — попросила она, — я не буду вам мешать!

— Хорошо, — согласилась я, удобнее устраиваясь в ее мягких, нежных объятиях, и вправду, заснула.

Разбудил меня полуденный пушечный выстрел из Петропавловской крепости. Моей милой хозяйки в постели уже не было. Я быстро встала, оделась и только после этого дернула шнур звонка. Спустя минуту в комнату вошла горничная, некрасивая девушка с сонным лицом.

— Чего изволите, ваше благородие? — спросила она, с любопытством меня рассматривая.

— Мне нужно умыться, — ответила я.

— Сейчас все принесу, — пообещала она и, кокетливо махнув юбкой, ушла.

Я подошла к окну и выглянула наружу. Моя комната выходила в палисадник довольно большой и засаженный декоративными деревьями и цветами. Щербатова, судя по дому и саду,