хотел ввязываться в их проблемы и пропустил ее мимо ушей.

— Тем более, значит, вы справитесь сами, — сказал я, помогая ему влезть в карету. — К сожалению, мне нужно идти, как говорится: труба зовет, солдаты в поход!

— Да, как же, я помню, — сказал он, — когда я служил в армии, мы тоже пели эту песню.

— Что вы пели? — спросил я, невольно останавливаясь. В русской армии эта прекрасная песня пока еще не стала шлягером.

— Ну, как там: «солдаты в путь, а для тебя, родная, есть почта полевая», — процитировал он. — Вы ведь тоже не отсюда? Ну, нездешний, а из будущего? Я сразу понял, как только вас увидел. Голубчик, прошу вас как советский человек советского человека, помогите! — и капризно потребовал по-французски. — Матильда, ну где ты! Ты меня совсем не любишь! Меня ранили, а тебе все равно!

То, что помещик знал строевую песню, которую распевали солдаты в Советской армии, а возможно продолжают петь и поныне, говорило об одном, еще один наш современник попал в прошлое и заблудился во времени. Мне уже несколько раз доводилось встречаться с такими людьми. Так что я не слишком удивился еще одному «земляку» и еще меньше ему обрадовался. Сказал просто так, к слову:

— Хорошая песня, патриотическая. А почему вы оказались во французской армии?

— Все из-за нее, из-за жены, из-за Матильды, — уже из каретной темноты ответил он. — Она-то настоящая француженка и побоялась оставаться в городе. Вы знаете, что сейчас творится в Москве? Она почти вся сгорела! У меня тоже сожгли дом, конюшни, службы, все дворовые разбежались! Остался один кучер, да и тот на ладан дышит. Все, все потерял! — опять заплакал он. — А как наживал! Какими трудами!

Он замолчал, пытаясь справиться с рыданиями.

— Понятно, — задумчиво сказал я. — Только зачем вы пошли вместе с французской армией, вы что, не знаете, чем кончится поход Наполеона?

— Это их императора? Знаю, конечно, он умрет на каком-то острове, кажется святой Елены. У меня как-никак законченное высшее образование!

— У вас высшее образование! — воскликнул я, вспомнив, что уже как-то под Петербургом встречал подобного субъекта с законченным высшим образованием. — Простите, а ваша фамилия случайно не Пузырев?

— Именно, Пузырев Виктор Абрамович, а вы что, меня знаете?

Знал ли я эту скаредную, жадную скотину?! Подробности его жизни я уже не помнил, только то, что он каким-то нечестным способом стал помещиком. Еще, что у него, как и у меня, после перемещения в прошлое появились экстрасенсорные способности, и он хвастался, что очень ловко умеет обирать своих крепостных крестьян.

— Нет, мы незнакомы, — твердо сказал я, — но я много о вас слышал.

— Действительно, я человек незаурядный, меня многие почитают! — забыв о слезах, сообщил он. — Думаете в России много людей с законченным высшим образованием?

— Наверное, мало.

— Вот видите, а вы торопитесь! — непонятно к чему, сказал он. — Дорогой земляк, умолю, побудьте с нами. Что вам мокнуть на дороге, у нас в карете достаточно места для троих. Я старый человек и не могу за себя постоять. Побудьте с нами, что вам стоит! Во имя гуманизма и человеколюбия! Обещаю, что вы об этом не пожалеете!

— Пожалуйста, мосье, останьтесь, — попросила и Матильда, каким-то образом понявшая, о чем просит муж.

Признаться мне и самому очень не хотелось проводить ночь под открытым небом, да и отдых не был лишним.

— Хорошо, я останусь с вами до утра, — решил я и помог даме сесть в карету.

Занавески в ней были зашторены. Раненый со своим драгоценным ларцом устроился на одном сидении, мы с Матильдой напротив.

— Зажгите свечи, — попросил Пузырев, — мне почему-то страшно в темноте.

— У вас есть огниво? — рассеяно спросил я, ощущая своей ногой мягкое женское бедро.

— Да, конечно, Матильда, дай господину солдату огниво, — сказал Пузырев по-французски и я почувствовал, как к моему колену притронулась легкая рука. Мы как-то сориентировались, и наши пальцы нашли друг друга. Правда, огнива в женской руке не оказалось, зато мне подарили легкое пожатие.

— Ну, что вы медлите, — капризно сказал Пузырев, не дождавшись от нас никаких видимых действий.

— Да, да, сейчас, — ответил я, наконец, получив мешочек с инструментами для добывания огня. Неясные пальцы оставили мою руку, и я смог выполнить просьбу Виктора Абрамовича.

Добывать огонь при помощи огнива значительно легче, чем трением друг о друга двух палочек. При хорошем навыке можно с этой задачей справиться меньше чем за минуту. До изобретения спичек, приписываемого немецкому химику Камереру, которому в 1833 году удалось составить содержащую фосфор массу, легко воспламеняющуюся при трении о шероховатую поверхность, в течение тысячелетия, а то и больше, это был единственный инструмент для добывания огня. Я вытащил из мешочка трут, кремень, огниво и ударил им по куску кварца. Искры на мгновение осветили моих спутников.

— Как вы долго, — пожаловался Пузырев, — мне холодно…

— Трут совсем отсырел, — сказал я, — нужно высушить. Пойду к костру.

Только когда я выбрался наружу, до меня дошел весь комизм ситуации. Увлекшись, так сказать, нечаянными прикосновениями, я добывал огонь рядом с горящим костром. Затеплив свечу от головешки, я вернулся назад.

— Ну, наконец-то, — приветствовал появление огня Пузырев, — знаете, меня почему-то знобит.

Теперь при свете, я, наконец, рассмотрел старых и новых знакомых. Виктор Абрамович, за тринадцать лет прожитых им после нашей предыдущей встречи, так изменился, что его трудно было узнать. Он располнел, постарел, и лицо из неприятного, превратилось вовсе в противное. Причем делали его таким не черты лица, в общем-то, самые обычные, а брезгливо опущенная нижняя губа и непонятно с чего появившееся высокомерное выражение. Даже теперь, когда ему было плохо, он не забывал о собственном величии. Матильда, напротив, в живом теплом свете оказалась премиленькой женщиной. Точеный, чуть вздернутый носик, французский разлет бровей, блестящие глазки, чистый овал лица, обрамленного кружевным чепчиком…

— Вам нужно перевязать рану, — сказал я Пузыреву.

— Нет, нет, оставьте, мне ничего не нужно! — непонятно почему, разволновался он. — У меня просто ерундовая царапина.

— Вам виднее, — сказал я, отодвигаясь от соседки.

Пузырев закрыл глаза, и мы какое-то время не разговаривали. Снаружи усилился дождь и гулко забарабанил по верху экипажа.

— Может быть, позвать сюда кучера, он на козлах совсем промокнет, — предложил я.

— Это совершенно незачем, — живо откликнулся Виктор Абрамович, — у Герасима теплая одежда и, вообще, ему там лучше. Со слугами нужна строгость, — нравоучительно сказал он, — а то они сразу распускаются! Уж поверьте, голубчик, у меня большой опыт!

Я хотел спросить, не потому ли разбежалась вся его дворня, но, глянув на