«губернские партконференции были сплошной большой пьянкой», «старые революционеры превратились в пьяниц и раз-вратников»15. Выходцы из низов общества, сделавшие во время революции головокружительную карьеру, вовсю злоупотребляли властью. Это могло вызвать рабочие волнения - на заводах открыто осуждали разложившихся коммунистов.
Были сняты со своих постов около тысячи партийных руководителей. Все бы хорошо, но это «перерождение» увязывали с правым уклоном. Таким образом, идейное течение смешали с партийно- бюрократической уголовщиной. Идеолог Московской парторганизации Н. Мандельштам выступил 11 августа в «Правде» с защитой разномыслия, призвал «не бояться самого слова «уклон»,
дискутировать, но не преследовать «уклонистов». Статья была немедленно раскритикована, и руководство Московской организации отмежевалось от своего заведующего отделом агитации и пропаганды. Это облегчило Сталину разгром отмежевавшихся - ведь у них долго работал «примиренец с уклонизмом».
Другой удар Сталин нанес по «школе Бухарина». По мнению Ю. Фельштинского, Бухарин «создал нечто вроде собственного секретариата из нескольких своих учеников: Астрова, Слепкова, Марецкого, Стецкого, Айхенвальда и др. А.М. Ларина справедливо указывает, что Сталин начал расправу с Бухариным с его «школки». Решение это Сталин принял не случайно. Он знал, что его собственная сила заключена в личном секретариате. И, заподозрив Бухарина в создании такого же «секретариата», Сталин начал уничтожать его16. «Красные профессора» из «школы Бухарина» перемещались с ключевых идеологических должностей. Слепков был отослан на работу в провинцию за незначительные «идеологические ошибки». В 1927 году Зиновьев утверждал: «Ведь Слепков явный ревизионист, ведь он хуже Бернштейна, хотя в смысле знаний он щенок по сравнению с Бернштейном»17. Это заявление вызвало возмущение присутствующих. Через год Сталин уже был согласен с Зиновьевым. Бухарин повозмущался ссылкой своего наиболее последовательного ученика, да и согласился с ней.
На новом пленуме ЦК 4-12 июля борьба между правыми и сталинистами практически не вырвалась на поверхность. Каждая из сторон действовала осторожно, опасаясь прослыть «фракцией». «Выступать - зарежет по статье о расколе»18,- объяснял Бухарин в частном разговоре свой отказ от прямой критики Сталина. На июльском пленуме Бухарин в своем выступлении даже сослался на Сталина, когда говорил, что «чрезвычайные меры мы сейчас снимаем»19. Из зала спросили: «Навсегда?» На это Бухарин прямо не ответил, но заметил, что меры эти себя оправдали, но им нельзя дать перерасти в систему военного коммунизма. Создавалось впечатление, что Бухарин считает возможным иногда проводить атаки на крестьянство, лишь бы это не стало непрерывной практикой, не привело к социальному кризису и крестьянским восстаниям. На это Сталин бросил реплику: «Страшен сон, да милостив Бог»20.
Вполемике по поводу ножниц цен Сталин неосторожно проговорился об истинных взаимоотношениях государства и крестьянства: «Эти переплаты и недополучения составляют сверхналог
с‹-
на крестьянство, нечто вроде «дани», добавочный налог в пользу индустриализации, который мы должны обязательно уничтожить, но который мы не можем уничтожить теперь же, если не думаем подорвать нашу индустрию…»21 Бухарин был шокирован: Сталин употреблял термины троцкистского теоретика Преображенского, над которым Бухарин, как ему казалось, одержал славную теоретическую победу. Но эта победа не позволила найти средства для ускоренной индустриализации, необходимость которой теперь признавали и Сталин, и Бухарин. Сталин решил, что индустриализацию все- таки придется проводить за счет «дани». И ее уже начали собирать с помощью «чрезвычайных мер».
Резолюции пленума пока были компромиссными. Пленум указал на нехватку как промышленных товаров (для ее преодоления нужна индустриализация), так и товарного зерна (для ее преодоления нужно было крупное сельское хозяйство). Выход в том, чтобы вытрясать хлеб из кулацкого хозяйства (хоть бы оно и разорилось) и одновременно - в ускорении коллективизации и создании зерновых совхозов. Большевики считали, что эти хозяйства будут работать лучше, чем зажиточное крестьянство. Иесли существует дефицит на все, это значит, что рыночные отношения не работают. НЭП не работает. Поэтому пленум оправдывает чрезвычайные меры, но, как и раньше, подтверждает «их временный характер, и если, несмотря на это, возникали толкования этих мер как органически вытекающих из решений XV съезда партии об усилении наступления на капиталистические элементы деревни, то такого рода толкования свидетельствуют лишь о том, что на отдельные прослойки партии до сих пор оказывает влияние чуждая ей идеология»22.
Компромисс партийных групп был закреплен в государственных решениях. 16 июля заместитель наркома юстиции РСФСР Н. В. Крыленко запретил использование таких чрезвычайных мер, как обходы дворов в поисках хлеба, незаконные обыски и аресты, закрытие базаров и др. Он приказал прекратить все дела в отношении середняков и бедняков по ст. 107(в отношении кулаков дела продолжались). Но в этой же директиве Крыленко ориентировал подчиненные органы быть готовыми к массовому применению ст. 107 против скупщиков хлеба (то есть торговых посредников) «в случае новой попыткиБ срыва хлебозаготовок»23.
Чрезвычайные меры были строго запрещены постановлением Совнаркома от 19 июля - правительство было оплотом правых. Рыков и Бухарин надеялись «выманить» у крестьян хлеб, повы-
шая закупочные цены. Но из этого ничего не вышло - цены все равно были ниже, они не могли обеспечить крестьянам покупку дорогих промышленных товаров. Ктому же товары эти часто были некачественными, и крестьяне предпочитали оставить у себя побольше продовольствия, чем продавать его даже по новым ценам. Сталин язвительно писал Микояну: «Приходится признать, что Бухарин теряет возможность повести «форсированное наступление на кулака» путем нового повышения цен на хлеб. Можешь ему сказать, что я вполне понимаю его положение и почти что собо-лезную»24.
Казалось, что в середине 1928 года наметилось некоторое согласие между сторонниками осторожного поворота «влево» (Бухарин) и более радикального и последовательного проведения того же курса (Сталин). Но непоследовательность Бухарина делала его позицию слабой, в то время как события требовали решительных действий.
Время после июльского пленума Сталин активно использовал в борьбе за умы большевистских лидеров. Даже те из членов Политбюро, кто склонялся к сохранению НЭПа до последней возможности, под давлением Сталина меняли свою позицию. Легче всего было уломать старых друзей Сталина - Ворошилова и Орджоникидзе. Калинин, отличавшийся прокрестьянской позицией, тоже в конце концов встал на сторону Сталина. «Всесоюзный староста», как называли главу государства, был слабоволен и больше всего боялся остаться в меньшинстве. Ктому же поговаривали, что Сталин, интересуясь подробностями личной жизни Калинина, сумел найти на него «компромат». Сталин сомневался даже в Куйбышеве и Микояне. «Ни в коем случае нельзя дать Томскому (или кому-либо другому) «подкачать» Куйбышева или Микояна. Не можешь ли прислать письмо Томского против Куйбышева?»- писал, например, Сталин Молотову в августе 1928 года25.
Куйбышев Валериан Владимирович (1888-1935).
Готовясь к новому столкновению, Сталин действовал с помощью политической интриги, «подставляя» Бухарина. Поскольку Бухарин после падения Зиновьева считался лидером Коминтерна, то на VI Конгрессе Интернационала были приняты за основу его тезисы о международном положении и задачах Коминтерна.