господствовало мнение, будто морской стратегии, т. е. планомерно подготовленного ведения войны для принуждения противника к сдаче, не существует. И как это ни странно, такое мнение продержалось еще очень долго, хотя Крымская война во многих вопросах дала толчок к самым разнообразным и обширным изменениям во взглядах на военно-морское дело.
Все это удивительно еще и потому, что как раз эта война на редкость ясно показала, какое громадное пространство занимает театр военных действий на море – все побережье Черного моря, северо-восточная часть Балтийского, Белого и Баренцева морей – между тем, как сухопутная война разыгралась на ограниченном участке между Евпаторией и Балаклавой.
В Англии вообще, а у Нэпира в особенности, не было сознания той истины, что стратегия и тактика у слабейшего на море противника совсем иная, чем у нападающего сильного. Для первого из них выгоднее выжидательное положение. Не сознавали и того, что раз можно достигнуть цели без занятия сильных укреплений противника, то их можно спокойно оставить в стороне. А так как в данном случае достаточно было полного бездействия русского флота, то незачем было стараться занять приморские крепости.
Заслуживает еще особенного внимания перемена во взглядах на вопросы международного права, наступившая в середине столетия, так как это явление имело большое значение для морской войны. Общему распространению гуманистических идей немало способствовали ужасные опустошения в Европе, произведенные 23-летним периодом наполеоновских войн, тем более, что эти идеи совпадали с экономическими интересами политики свободной торговли. Наибольшую пользу из этого извлекли опять англичане, морская торговля которых, охватывавшая весь мир, превосходила таковую всех остальных народов вместе взятых. Благодаря этому англичане благоволили подобным стремлениям, или, по меньшей мере, не препятствовали им, хотя они и ограничивали сильно возможности английского флота. Эти начинания обещали пользу и другим судовладельцам и купцам. Их дела процветали благодаря тому, что они пользовались снисходительным покровительством британского флота. Они первыми потребовали «защиты частного имущества во время морской войны» – фраза, вскоре ставшая общим требованием во имя цивилизации.
Возможность появления таких идей опять указывает на непонимание самой сути морской войны, ибо соглашаясь на это, тем самым заранее отказывались от действенного применения флота и от использования господства на море. Господство на море победоносного флота и так уже ограничено в пространстве. Оно простирается только до неприятельского берега. Но если на всем контролируемом им пространстве флот имеет право распоряжаться только государственной собственностью неприятеля, если выдвигается требование неприкосновенности частного имущества даже в укрепленных городах, то деятельность флота, господствующего на море, стесняется этим до крайности и сводится на нет у неприятельских берегов.
Понемногу это поняли английские и французские адмиралы, даже в насыщенную гуманными идеями эпоху Крымской войны, правда не при первой бомбардировке Одессы в 1854 году, а тогда, когда они снова подошли на пути к Кинбурну к этому большому и богатому городу и увидели, что течение мирной жизни ничуть не прерывалось их приходом, который послужил жителям интересным зрелищем. Они обратились к своим правительствам за разрешением бомбардировать город, но получили отрицательный ответ. Как известно, после войны на мирной конференции в Париже приняли знаменитые положения «о действительной блокаде», «нейтральный флаг прикрывает неприятельский груз» и «нейтральный груз под неприятельским флагом свободен».
Все эти взгляды глубоко неправильны, так как войны ведутся не правителями между собой, и не правительством, а народами. Конечно, война не должна быть бесчеловечной, т. е. не должна проявляться в жестокой форме по отношению к отдельному частному лицу. Но, с другой стороны, «война – дело суровое и насильственное», и по возможности войну должна оплачивать неприятельская сторона. Нанесение ущерба подданным должно служить мерой принуждения правительств к миру, а для этого необходимо отбирать или уничтожить в первую очередь деньги (например, посредством контрибуций) и все, что может служить для ведения войны (суда и другие средства передвижения, скот и т. д.), тем более, если речь идет об укрепленном и защищаемом городе! То же относится к морской войне. Все пространство в пределах досягаемости орудий или десантов флота, весь неприятельский берег и его порты должны находиться в его власти. Отказываясь от этого, мы искусственно принижаем значение флота и затягиваем войну.
Итак все, что может служить противнику для ведения войны следует отбирать или уничтожать, что годится для собственного употребления – отбирать, конечно, в строгом порядке реквизиции, чтобы частные лица могли впоследствии получить вознаграждение за убытки от своего правительства. Если со стороны какого-либо города начнет проявляться враждебность, будто то со стороны занявших его неприятельских войск или самих жителей, то против него следует немедленно предпринять активные действия. В этой области, как и вообще в области стратегии, Крымская война еще не изменила господствовавшего образа мыслей и не дала правильного понимания сути дела. В остальном же она инициировала громадный толчок в дальнейшем совершенствовании подготовки личного состава, материальной части и тактики.
В судостроении этот прогресс проявился немедленно, еще во время войны, первым делом в постройке винтовых кораблей и переделке парусных судов. Английский флот, начавший войну с 2 винтовыми линейными кораблями, насчитывал их через пять лет уже 70, а французский – 37. Еще важнее было то, что по повелению Наполеона III и на основании опыта, добытого под Кинбурном, начали постройку не только целого ряда броненосных батарей для береговой обороны, но в 1858 году и бронированных боевых судов по проектам Дюпюи де Лома. Не желая дать себя опередить, англичане начали в 1859 году постройку своих первых броненосных судов «Уорриор» и «Блэк Принс», однако, не поняв требований нового времени, они построили их, хотя и из железа, но по образцу парусных судов, забронировав только среднюю батарею и оставив ватерлинию небронированной.
Как мы видим, французы опережают англичан повсюду в отношении материальной части: первые годные бомбические орудия, хорошо вооруженные колесные пароходы, винтовой линейный корабль, броненосные батареи, броненосец, корабль, вооруженный тараном – все впервые появляется у них.
Но какова причина такого первенства? Она в том, что французское морское министерство было целесообразно организовано по глубоко продуманному плану, офицеры и инженеры имели хорошую и основательную научную подготовку, отдельные отрасли техники не были монополией определенных личностей. Наконец, существовашая организация давала больше свободы таланту и возможности проявить себя. Французский Совет по делам судостроения был очень хорошим учреждением.
В Англии, напротив, издавна главный кораблестроитель Адмиралтейства сидел, образно говоря, за закрытыми дверями, и никого больше к этому делу не додпускали. Отсутствовало соревнование, всегда способствующее прогрессу любого дела. Впрочем, в постройке судов французы и в прежнее время всегда были учителями англичан. Но громадное преимущество Англии в области торговли и высокие качества личного состава всегда компенсировали технический перевес Франции.
Почему же французы ни разу не попытались использовать это преимущество в технике для низвержения своего исконного врага? Материала на это хватало. Но флот был разрушен в моральном отношении. Бурбоны ведь тоже ничего не делали для флота, бюджет которого упал до 44 миллионов франков. Причин было много: страна была истощена революциями, династии не чувствовали под собой надежной почвы, монархи не обладали энергией. Наполеону III мерещилась судьба его великого предшественника, потерпевшего крушение благодаря английскому владычеству на морях. Коренной же причиной было отсутствие у французов понятия о том, чего можно ожидать от флота, и об энергичном ведении морской войны, т. е. они не постигли смысла морской стратегии. Вредное влияние кабинетной стратегии особенно сильно проявилось в ходе данной войны. Не только правители и правительства, береговые военно-морские учреждения и руководители внешней политики постоянно вмешивались в управление войсками и флотом, но также парламенты, общественное мнение и печать. Поэтому полководцы и начальники флота действовали самостоятельно лишь в самых критических случаях.
Русским часто ставят на вид, как грубую ошибку то, что они затопили часть судов для заграждения входа в Севастополь. Даже упуская из вида то обстоятельство, что число этих судов вначале было невелико, и что все они были старые и негодные для боя, надо заметить, что эта мера только увеличила силы обороны, так как орудия и команды этих судов нашли хорошее применение на берегу. Самой крупной ошибкой, конечно, следует считать отказ от активного выступления флота вообще. Но раз она была сделана, то затопление судов и заграждение прохода к концу обороны можно назвать вполне удачной мерой.
