Это вопрос не оставлял его. Проходя по крепости, Сабин заметил, что свет проникает через запачканные окна разноцветными лучами, освещая коридор и танцующую в воздухе пыль.

Сабин жил здесь совсем недолго, но даже он понял, что женщины, теперь живущие в крепости, вдохнули в это место жизнь. Их декор прогнал тьму, которую он заметил, впервые прибыв сюда. Мебель выбирала Эшлин. Сабин не слишком разбирался в подобных вещах, но подозревал, что обстановка была не из дешевых, так как она напоминала ему то время, проведенное в Викторианской Англии.

Теперь тут была не только красная мебель, призванная скрыть кровь, проливаемую Рейесом из-за того, что он был вынужден резать себя. Теперь здесь стояла кушетка кремового цвета, кресло, затянутое в розовый бархат, лошадка с карусели, и стол из орехового дерева с мраморной столешницей. Рядом с комнатой Эшлин и Мэддокса теперь находилась детская.

Анья позаботилась о… деталях. В дальнем углу теперь стояла машина с жевательной резинкой, шест для стриптиза ему пришлось обойти, а галерея игровых автоматов Мисс Пэкмэн находилась сбоку у лестницы.

Даника нарисовала портреты, украшающие стены. На одних были изображены ангелы, парящие в небесах, на других — демоны, крадущиеся по полям Преисподней, и каждый портрет был отражением того, что она переживала, будучи Всевидящим Оком. И благодаря этим картинам они узнали больше о демонах внутри себя, и о богах, ныне правящих ими. И, разумеется, между картинами, изображающими рай и ад, также висели «детали» от Аньи. То были портреты обнаженных мужчин. Однажды Сабин попытался снять один из них. На следующий день на этом месте красовался портрет его самого в обнаженном виде. Как богиня нарисовала его так быстро — и так точно — он так и не узнал. Но с тех пор он больше не пытался снять ни один из ее портретов.

Сабин завернул за угол и прошел мимо открытой двери в комнату развлечений, намереваясь подняться на второй этаж в спальню Люциена и Аньи. Краем глаза он заметил высокую и стройную фигуру и вернулся. Остановился у входа и увидел Анью. В очень коротком кожаном платье и высоких сапогах на шпильках — ну, просто идеальная женщина. В ней не было ни одного изъяна. За исключением ее извращенного чувства юмора.

Сейчас она играла в «Гитарного Героя» со своим другом Уильямом. Она качала головой в такт сбивчивому ритму музыки, пряди ее волос вертелись, словно танцуя вокруг нее. Уильям был бессмертным и его давным-давно, как и Повелителей, вышвырнули с небес. И в то время как Повелители едва не уничтожили мир своими деяниями, Уильям был наказан за то, что соблазнил не ту женщину. Или двух. Или скорее около трех тысяч.

Он вел себя, как и Парис. Спал с любой женщиной, пожелавшей его, независимо от того, свободна ли она или замужем. Даже царицу богов он посетил на ее ложе. Зевс застал их и, как любил повторять Уильям, у него «поехала крыша».

Теперь его судьба была связана с книгой, которую у него украла Анья. Ей нравилось отдавать ее ему по несколько страниц за раз. В этой книге было предсказано, что на него падет проклятие, связанное с женщиной.

Верный своим предпочтениям, играя на барабанах, воин таращился на попку Аньи, как смотрит на конфетку сладкоежка, давно не пробовавший сладенького.

— Я мог бы делать это весь день, — сказал он, поигрывая бровями.

— Смотри в ноты, — посоветовала ему Анья. — Ты пропускаешь их, и разрушаешь весь строй.

Возникла пауза, а потом они оба рассмеялись.

— Не хвали его, Джилли! Он совсем не выкладывается. Только девчонка, втрескав… — ладно, проехали. Просто скажи ему, насколько ужасно он играет! — вывернулась Анья, не переставая играть на гитаре.

«Джилли тоже там?» — Сабин осмотрелся, но не увидел ее. Потом он заметил наушники у обоих и понял, что они играли дистанционно вместе с Джилли.

Сабин прислонился к двери, сложил руки на груди и с нетерпением ожидал конца песни.

— А где Люциен?

Ни Анья, ни Уильям и вида не подали, что удивлены его присутствием.

— Он сопровождает души, — ответила девушка, бросив гитару на диван. — Да! Я заработала девяносто-пять процентов. Джилли, у тебя девяносто восемь, а Уильям получил лишь жалкие пятьдесят шесть. — Пауза. — Что я тебе говорила? Не хвали человека, испортившего нашу расслабляющую музыку. Да, тебе того же. До следующего раза, chica.

Она сняла наушники и бросила их рядом с гитарой. Потом взяла коробку сырных палочек с кофейного столика и начала есть, закрыв глаза в экстазе.

Рот Сабина наполнился слюной. Сырные палочки, — его любимые. Она знала, что он придет сюда, отыщет ее, и намеренно пыталась дразнить его.

— Дай мне немного, — попросил он.

— Купи себе сам, — ответила она.

Уильям подбросил палочки в воздух, поймал их, потом положил на барабаны.

— Независимо от того, сколько нот я пропустил, я всё-таки играл очень неплохо.

— Ха! Да я тащила тебя на себе, — Анья доела последние палочки, насмешливо поглядывая на Сабина. А потом плюхнулась на диван, свесив ноги с подлокотника.

— Знаешь, Саби, я искала тебя. Люциен сообщил мне, что в доме Гарпия! — она взволнованно захлопала в ладоши. — Я обожаю Гарпий. Они такие удивительно озорные.

Он промолчал о том, что на самом деле она играла, а вовсе не искала его.

— Удивительно озорные? Ты не видела, как она вырвала трахею Ловца.

— Нет, не видела, — она надулась. — Я пропустила всё самое интересное, оставшись присматривать за Вилли.

Уильям закатил глаза:

— Большое спасибо, Энни. Я остался здесь, составил тебе компанию, помог тебе охранять женщин, и ты еще жалеешь, что пропустила заварушку. Боги, ты меня только что так ранила. Чуть не разорвала меня.

Анья потянулась и потрепала его по голове.

— Подожди минутку, соберись. А тем временем, мамочка поговорит с бедняжкой Сомнением. Ладушки?

Уильям ухмыльнулся.

— А я тогда значит папочка?

— Только если ищешь смерти, — сказал Сабин.

Рассмеявшись, Уильям пошел к телевизору с семидесятитрехдюймовым экраном и опустился в плисовое саморегулирующееся кресло. Три секунды спустя начался «праздник плоти» и послышались стоны.

Раньше Парис любил эти фильмы. Но еще за несколько недель до их поездки в Египет Уильям остался их единственным зрителем.

— Расскажи мне всё о Гарпии, — требовательно спросила Анья, наклонившись к Сабину. Ее лицо сияло. — Я умираю от любопытства.

— У этой Гарпии есть имя, — в его голосе что… раздражение? Разумеется, нет. Почему ему не наплевать на то, что все называют ее «Гарпией»? Ведь именно так он относился к ней. — Гвендолин. Или Гвен.

— Гвендолин, Гвендолин. Гвен, — Анья постучала по своему подбородку длинным, острым ноготком. — Прости, такой не припомню.

— Золотые глаза, рыжие волосы. Хотя нет, она рыжеватая блондинка

Ее ярко-голубые глаза заблестели.

— Хм. А вот это интересно.

— Что? Цвет волос?

Как будто он этого не знал! Он хотел провести по ним пальцами, сжать их в кулаке, рассыпать по подушке, по своим бедрам.

— Нет. То, что ты назвал ее волосы рыжевато-блондинистыми, — ее смех напоминал звон