Всё, что потребовалось сейчас, это находиться на расстоянии удара от неё.
Казалось, что Сомнение, ну, в общем, сомневался относительно себя и своей способности взять над ней верх в этом сражении.
Ну просто идеальная справедливость, если вы спросите Сабина.
Демон включался каждый раз, когда Сабин рисковал вдали от Гвен, и конечно, и все еще постоянно искал другие жертвы.
Но не Гвен, больше нет, и он никогда не осмеливался ничего сказать о Гвен.
После, как она бы разорвал тех Ловцов… демон также пытался убедить Сабина, что он не сможет получить её, демон был слишком напуган, чтобы раздражать Гвен.
Хотя, немного её гнева было бы совсем неплохо.
Все, что угодно, будет лучше, чем наказание молчанием.
Сабин вздохнул.
Ему так сильно хотелось прыгнуть в самолет и приступить к поиску пропавших воинов.
Но сначала он должен оправиться после вчерашнего сражения.
Он и остальные сейчас были для всех бесполезны.
К тому же, он знал, что не может разделить их силы больше, чем они уже были разделены.
Ловцы все ещё были в Буде, и с этими Ловцами нужно разобраться до того, как их крепость падет или женщины будут похищены.
Этим утром Торин пометил одного их новых заключенных специальным красителем, который помог бы его выследить, и 'случайно' дал ему сбежать, следуя за каждым его шагом со своего компьютера и ожидая, когда ублюдок приведет воинов в их укрытие.
Однако, ожидание оказалось трудным.
Он пытался уговорить Гарпий поехать в Чикаго, пообещав несметное богатство, но они захлопнули дверь перед его лицом.
Он знал, что они не хотят денег.
Они хотят, чтобы он отослал Гвен.
Что, так или иначе, он не может сделать.
Он любит её.
Даже больше, чем раньше.
Он любит её больше, чем эту войну, чем свою ненависть к Ловцам.
Она была дочерью Галена — ну и что.
Сабин носил демона Сомнения в себе, поэтому у него действительно была возможность судить.
Гвен не помогала бы своему отцу.
Она не могла.
Сабин знал это в глубине души.
И да, он также знал, что Гвен бы отказалась от шанса наладить отношения с отцом, чтобы быть с ним, и именно поэтому ему нужно доказать Гвен, что теперь он ее семья.
Она была приоритетом номер один в его жизни.
Он не должен был запирать её.
Ему следовало довериться ей и разрешить ей сражаться.
Черт, он проиграл бы без нее — и он скорее проиграет, чем снова будет без нее когда-нибудь.
Давление ее рта ослабилось, и затем она быстро отстранилась от него.
Он сидел на кресле, которое притащил к себе в спальну — больше, чем пить из его шеи, Гвен была против того, чтобы пить из него на кровати.
Она сидела напротив него в другом кресле, которое он конфисковал, потому что она также отказалась сидеть у него на коленях.
Ее губы были ярко-красными и чуть припухшими, как будто её только что целовали.
— Спасибо, — прошептала она.
Спасибо — её первое слово с того момента, как она очнулась от полученных травм сегодня утром.
Он закрыл глаза, улыбаясь, пока её прекрасный голос звучал в его голове.
— Это было удовольствием для меня.
— Я могу говорить, — сказала она сухо.
Медленно его веки приоткрылись.
Она не бросилась к кровати, как она делала это раньше, но осталась сидеть в кресле, её спина была прямой, взгляд был устремлен куда-то за его плечо, она была полна решительности.
