Это был крупный мужчина, с громадными руками портового грузчика, с большим, аккуратно залатанным шрамом снизу доверху на одной щеке. Двое других в баре сосредоточенно глядели в свои кружки.
— Национальная оборона, ничего не скажешь, — возразил бармен, маленький, бледный человек в жилетке и фартуке, с волосатыми руками и длинным, нервно подергивающимся носом. — Каждый должен чем-то жертвовать.
— Вся беда нашей страны, — громко продолжал Лаббок, — заключается в том, что слишком много горластых патриотов шатаются по улицам.
— Помолчи насчет патриотизма! — пригрозил ему ближайший сосед. — Только не при мне.
Лаббок долго, изучающе его разглядывал.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Доминик Ди Калко, — отчетливо ответил тот, всем своим видом показывая, что его никому здесь не запугать. — Что плохого, если человек — патриот?
— Вы посмотрите, он не видит ничего плохого, если человек — патриот! — повторил за ним Лаббок. — И кто это говорит? Итальянский патриот!
— Ты им нужен, — съязвил Суини, сидевший по другую сторону от Лаббока. — Ты им просто позарез нужен в Греции!
Все засмеялись. Суини с гордым видом победителя оглядывался по сторонам, его маленькое, морщинистое, покрасневшее и опухшее от выпитого пива личико сияло удовольствием.
— Я — американский гражданин! — закричал Ди Калко. — Зарубите себе это на носу, как только вдоволь насмеетесь!
— Знаешь, что мне ужасно хочется увидеть? — замахал на него руками, умирая от смеха, Суини. — Как итальянская армия попытается захватить Ред Худ!
— Я не поклонник Муссолини! — кричал возмущенный Ди Калко. — Но лучше захлопни свою варежку, нечего позорить итальянскую армию!
— Для этого потребуется всего троица ирландцев, — продолжал насмешничать Суини. — Трое ирландцев захватят его за полчаса. Итальянцы отважно дерутся только друг с другом.
— Не выйдешь ли отсюда, как тебя там? — тихо воззвал Ди Калко.
— Ребята, успокойтесь! — призвал их к порядку бармен. — Не забывайте — мы в Америке!
— Запомни, — продолжал Ди Калко, — можешь получить от меня удовлетворение в любую минуту, как бы там тебя ни звали.
— Меня зовут Суини! — заорал тот. — И двое моих дядек служат в Королевских ВВС!
— Как здорово! Человек по имени Суини, и у него два кузена служат в английской армии! Можно только представить, — Лаббок спокойно обращался к бармену, — каким должен быть ирландец, чтобы сражаться в английской армии.
— Чего ты хочешь? — откликнулся бармен. — Выразить свое несогласие с каждым постоянным клиентом нашего салуна?
— Должно быть, знатная фамилия эти Суини! — Лаббок подошел к Суини и хлопнул его по спине.
— Они сражаются за вас и за меня, — холодно ответил Суини. — Они сражаются за то, чтобы сохранить наш, американский образ жизни.
— Согласен, — отозвался Ди Калко.
— Да, — подтвердил бармен.
Лаббок повернулся к нему.
— Ну а тебя как зовут?
— Коди, — ответил тот, — Уильям Коди.
Лаббок бросил на него ошарашенный взгляд.
— Ты, парень, случаем не шутишь?
— Клянусь Богом!
— В Вайоминге есть статуя. Не твой родственник?
— Нет, чистое совпадение.
— Еще пива! — потребовал Лаббок. Он наблюдал, как бармен налил кружку пива и поставил перед ним. — Личное обслуживание! — восторгался Лаббок. — Человек, у которого есть своя статуя в Вайоминге! Стоит ли удивляться, что он такой патриот? Будь у меня статуя в Вайоминге, я стал бы патриотом хоть куда!
— Тебе же сказали — чистое совпадение! — запротестовал бармен.
Лаббок, наполовину опорожнив кружку, откинулся на спинку стула и стал тихо размышлять вслух:
— Как приятно думать, что двое Суини там, в Англии, защищают мой образ жизни. Просто красота! Я уже чувствую себя в гораздо большей безопасности. — Он грохнул кулаком о стойку. — Палатки! Вот они и носятся в палатках в разгар зимы!
— А чего ты хочешь? — вступил Ди Калко. — Чтобы Гитлер пришел к нам сюда и навел свой порядок?
— Я его ненавижу — ненавижу этого негодяя! — закричал Лаббок. — Я по национальности голландец, но я ненавижу немцев!
— Налей голландцу кружку пива, — попытался успокоить его Суини. — Я ставлю.
— Я ненавижу немцев, — входил в раж Лаббок, — я ненавижу англичан, я ненавижу французов, я ненавижу американцев…
— И итальянцев. Их нельзя заставить воевать. Такие цивилизованные люди: увидят близко человека с ружьем — вмиг разбегаются, как перепуганные насмерть антилопы. Я просто восхищаюсь!
Ди Калко предостерегающе постучал по стойке бара.
— Я не собираюсь мириться здесь с оскорблениями, наносимыми итальянской армии!
Лаббок даже не посмотрел в его сторону.
— Весь мир нужно заполнить итальянцами — вот моя программа. Меня зовут Лаббок, ребята. Я голландец, у меня длинная родословная, но я их всех ненавижу. Если англичане защищают там мой образ жизни, то могут немедленно остановиться, пусть зря не стараются. От моего образа жизни несет дерьмом.
— Ребята, — вмешался в перепалку бармен, — нельзя ли поговорить о чем-нибудь другом?
— По правде говоря, я не против, если здесь начнется война. Я получаю одиннадцать долларов в неделю. Любая перемена — только к лучшему.
— Война уже идет — в отеле «Пьер», — сообщил Лаббок.
— Что ты имеешь в виду? — Ди Калко бросил на него подозрительный взгляд — уж не пахнет ли здесь новым оскорблением в адрес итальянской армии.
— На углу Пятой авеню и Шестой улицы, — они там устраивают скромные вечеринки с чаем и танцами, — скривился Лаббок. — Пьют чай и танцуют в честь империи.
— Ну и что же здесь плохого? — недоуменно заметил бармен.
— Ты хоть раз видел, что за публика собирается в отеле «Пьер»? — Лаббок, наклонившись над баром, скорчил бармену страшную физиономию. — Это маленькие, жирные кролики, все в соболиных манто, понял?
— Там собираются самые лучшие люди! — храбро возразил маленький бармен.
— Да ну? — весело улыбнулся Лаббок. — Если ты считаешь, что они на что-то годятся, то сильно ошибаешься.
— Я всегда говорю очень осторожно. — Ди Калко выдерживал спокойный тон. — Я не желаю, чтобы меня неправильно поняли, но, на мой непредвзятый слух, ты разглагольствуешь здесь как коммунист.
Лаббок засмеялся, допил свое пиво.
— Да нет, я ненавижу коммунистов. Они заняты тем, что каждый день вспарывают друг другу глотки, и так семь раз в неделю. Еще одно пиво, статуя!
— Я не позволю тебе называть меня статуей! — возмутился бармен, наливая Лаббоку очередную кружку. — Затеваешь свары — так имей в виду, что и тебе не поздоровится. — Щелчком открыл крышку кружки и пододвинул ее к Лаббоку.
— Статуя из Вайоминга, — чему-то удивляясь, покачивал головой Лаббок. — Сегодня они пьют чай и