на то что он - мужчина и считает себя неглупым человеком. Момент для осуществления плана был наиболее подходящим: веселье достигло апогея, и теперь, пожалуй, было удобнее всего незаметно уйти в другую комнату, но...

Как раз в эту минуту в дверях показались две самые неожиданные, самые невероятные фигуры: какая-то русская женщина низенького роста с остекленевшими глазами, а за нею какой-то подозрительный парень в меховой хвостатой шапке и с большим кнутовищем в руке. Парень явно не знал, как быть: переступить ли ему порог или оставаться на месте, снять ли шапку или нет?..

Женщина, по всей видимости, кого-то искала своими застывшими глазами, а парень, очевидно, играл роль второстепенную: не то провожатого, не то свидетеля, не то человека 'на всякий случай'.

Появление этих персонажей было до того неожиданно и до такой степени не соответствовало ни месту, ни времени, что притворявшиеся пьяными участники торжества мгновенно отрезвели, прервали танцы и стали переглядываться. Хозяин дома подошел к женщине, взглянул на нее близорукими глазами и спросил ее, что ей нужно и кого она ищет.

Но женщина даже взглядом не удостоила Шлёму Фамилианта. Она продолжала искать кого-то и, наконец увидав среди женщин Сарру Шапиро, с радостью направилась к ней:

– О, Шапириха, де моя дытына?

Сарра поднялась ей навстречу:

– Какая детина?

– Володька мой?

– Твой Володька? Почем же я знаю?

Взор женщины стал еще неподвижнее, и она словно в полусне начала длинный рассказ о том, что Володьки нет. Пропал, будто в воду канул со вчерашнего утра. Ушел в школу и не вернулся. Думала, что вернется к вечеру, к утру, к обеду, к сегодняшнему вечеру, но его нет как нет. Она ходила в 'Шапирихе' домой, но там ей сказали, что хозяйка находится здесь, - и вот она пришла сюда спросить у 'Шапирихи', где Володька...

– Что вы скажете про эту историю? - обратилась Сарра к публике, глядевшей в недоумении на эту сцену. - Вы не знаете, кем мне приходится ее Володька? Это - ее сын.

И, обратясь к женщине, Сарра махнула рукой:

– Ступай, голубушка, подобру-поздорову! Как я могу знать, где твой Володька?

Возможно, что женщина и ушла бы, но тут подошел Сёмка и сказал матери:

– Она ищет Володьку? Мы сегодня еще играли с ним. То есть нет, не сегодня, а вчера.

– Где ты с ним играл? - спросила мать.

– Как всегда, на улице.

Женщина, услыхав имя сына, перевела взгляд на Сёмку и снова стала спрашивать:

– Где же мой Володька? Где мое дитя?

Неизвестно, чем бы окончилась вся эта сцена, если бы в разговор не вмешался Рабинович. Он подошел к женщине, положил ей руку на плечо и сказал внушительно:

– Матушка! Ступай к своему мужу; он один может тебе сказать, где твое дитя...

Уверенность, с какой были произнесены эти слова, подействовала.

Ничего не говоря, женщина повернулась и ушла вместе со своим провожатым.

И только по уходе нежданных гостей публика, как бы очнувшись, заговорила и стала обсуждать инцидент.

– Кто она такая? - спросил Давида Шапиро Фамилиант.

– Понятия не имею! - ответил Давид, глядя неодобрительно на Сарру.

– Кто она все-таки? - повторил Фамилиант, на этот раз обращаясь к Сарре.

– Наша соседка - Кириллиха!.. Муж у нее - пьяница. А Володька - ее сын от первого мужа.

– Ну? - спросил Фамилиант.

– Ну и вот, этот второй муж бьет пасынка до полусмерти.

– Ну? - спросил снова Фамилиант.

– Ну и вот, он пропал, этот мальчик...

– Ну?

– Ну, мамаша и пришла сюда справиться, не знаем ли мы, где Володька.

– Почему же именно к вам? Какое отношение имеет к вам этот мальчишка? И какое отношение к нему имеет Сёмка?

– Никакого! Просто так. Живем на одном дворе. Вот и случается, что ребята играют вместе, - ответила Сарра, как будто чувствуя себя виноватой в том, что Сёмка играет с русским мальчиком.

Шлёма Фамилиант, очевидно, был очень недоволен тем, что нарушено праздничное веселье. Он встал в позу, заложил руки в карманы, выпятил круглый живот, втянул голову в плечи и заговорил, ни к кому, собственно, не обращаясь:

– Н-н-на! Какие-то мальчишки! Соседи! Гои! Володьки! Где это видано? Вот они, ваши гимназии, 'скубенты', университеты!..

Тщетно пыталась Тойба Фамилиант вернуть прежнее настроение, она сдерживала мужа, приглашала гостей к столу, велела подавать очередные блюда, - все было напрасно.

Шлёма Фамилиант сел на своего конька, разошелся вовсю и на правах богатого родственника стал говорить, кивая в сторону шурина, о 'нынешних отцах', приносящих своих детей в жертву, и тому подобных вещах...

Бедные родственники вынуждены были выслушивать рацеи богатого xозяина... Только Бетти, которая вообще терпеть не могла своего дядю, вскочила с места и стала торопливо одеваться. Не помогли мамашины просьбы и причитания, не помогли и клятвы тети Тойбы в том, что дядя никого не хотел задеть, говорил 'вообще'. Бетти распрощалась и вышла из дому. Следом за ней сбежал Рабинович, и 'план' Сарры Шапиро разлетелся в пух и прах.

Из-за чего? Из-за пустяка!

Сарра чуть не плакала с досады. Весь обратный путь до дому прошел в разговорах с мужем на эту тему.

– У быка, - сказал Давид, - очень длинный язык, а толк в нем какой? Оч-чень тебе нужно было выкладывать все этому ханже!

– Чего ты меня попрекаешь? Это ведь твой шурин, а не мой.

– Я могу тебе подарить его на полном ходу, если хочешь!..

– Спасибо, не надо!

Сарра Шапиро не из тех матерей, которые останавливаются на полпути, когда речь идет о счастье детей. Потеряв надежду на Шлёму Фамилианта, она стала искать других посредников и в конце концов нашла человека, на которого смело можно положиться, которому можно доверить тайну, человека порядочного, даже несколько больше, чем нужно...

Поверенным Сарры оказался товарищ квартиранта - Тумаркин, 'сей остальной из стаи славной', злополучной чертовой дюжины медалистов, терпеливо ожидавших от министра просвещения ответа на свою настойчивую телеграмму. Всех медалистов уже давным-давно успели переловить поодиночке и отправить по этапу восвояси; и только одному Тумаркину фатально повезло... Ему удалось 'обмануть' бдительное начальство довольно, впрочем, нехитрым приемом: он переходил от одного знакомого к другому, ночевал ежедневно на новом месте, входил в сомнительные сношения со старшими дворниками и околоточными надзирателями, валялся в лютые морозы на чердаках - словом, балансировал на канате и - благодарение Господу! - пережил зиму не хуже других евреев, ютящихся 'наперекор стихии' в этом благословенном городе...

Тумаркин старался выбирать для ночлега места, уже проверенные сравнительно недавней облавой, и