— Километров двадцать пять к востоку от города. Модуль находится на территории лесного массива между Антоновкой и Горобовичами. — Иллюстрируя свои слова, ханх постучал пальцем по карте. — Вот это место.

— Холера тебя забери, Олесь! — одного взгляда на план хватило, чтобы самые жуткие страхи танкиста завопили во мне все в один голос. — О чем ты только думал? Там же болта, сплошные болота!

Болезненно перекошенная рожа полковника Ветрова вызвала у Главного легкую, немного снисходительную улыбку:

— Успокойся, там уже давно нет ни болот, ни леса, — секунду поразмыслив, он добавил: — Вполне вероятно, что на этом месте сейчас пустыня с ярко алыми барханами.

— Как пустыня? — одновременно выдохнули я, Леший и Нестеров.

— Как с алыми? — поддержали нас Пашка и Лиза.

Только вот оба этих вопроса так и остались без ответа. В следующее мгновение произошло событие, которое положило конец нашей полуночной игре в «Что? Где? Когда?».

Сперва это походило на легкий шелест. Так шелестит камыш под порывами легкого ветерка. Но звук становился все громче, и довольно скоро перерос в протяжное змеиное шипение. Услышав его, мы все как один вскочили на ноги. Цирк-зоопарк, знакомый мотивчик, та самая «веселенькая» песенка про шабаш.

— Призраки! — закричала Лиза.

— Они, — подтвердил Нестеров.

— Откуда звук? — Леший стал шарить взглядом по высокому своду храма.

Андрюха был совершенно прав. Шипение шло именно оттуда, сверху.

— Церковный купол резонирует, — разгадку отыскал Серебрянцев. — Он ведь металлом покрыт.

— Купол? — переспросил я и только тут понял, что зловещее «шабаш, шабаш» и впрямь звучит чересчур гулко, да еще и с каким-то странным вовсе не свойственным ему эхом.

— Выдержит? — вопрос Загребельного адресовался всем кто его слышал.

— Раньше ведь держал, — не очень уверенно нашелся я. — Почему именно сейчас должен…

Я не успел договорить. Откуда-то из-за спины, а совсем не сверху послышался скрежет сминаемого металла, треск ломающихся досок. Вслед за этим пламя костра прямо-таки распласталось по полу, придавленное ворвавшимся внутрь храма резким порывом холодного ночного ветра.

То что не устояла именно дверь, я понял моментально. Дьявольщина, как же так?! Неужели летучие бестии снова, как тогда в колонии Крайчека, изменили своим повадкам и пошли на штурм? И причина этому…

Искать причину сейчас не представлялось ни малейшей возможности. Да и на кой-черт она нам сдалась, эта самая причина! Какой мертвым прок от этого знания? Да если бы мертвым, а то ничему, пустоте, в которую превращаются все, до кого дотянулись ненасытные чудовища под название призраки.

Неистовым шквалом накатили воспоминания. Словно сотканные из ледяных нитей, черные лоскуты покрывают тело, и от их объятий уже не избавиться, не вырваться, сколько не трепыхайся. Руки и ноги немеют, перестают подчиняться, переходя в полную власть летучего отродья. Тебя начинает затягивать в какую-то ледяную бездну, и ты с ужасом понимаешь, что не просто паришь там, а сливаешься с ней, сам превращаешься в пустоту, в ничто.

Вспомнив этот ужас, я сделал непроизвольный шаг к костру. Только огонь, только свет в состоянии помочь и защитить. Только он — жизнь… Жизнь для меня, Лизы, Пашки, для всех нас.

— Жги все! — заорал я, еще не до конца осознавая, что именно надо жечь.

Может я и не осознавал, а вот Леший среагировал молниеносно. Своими здоровенными ручищами он сгреб всю охапку хвороста, которую брат и сестра Орловы заготовили по моему приказу, и швырнул ее в огонь.

Наверное при других обстоятельствах можно было бы сказать, что пламя вспыхнуло, но только не сейчас. Сейчас мне показалось, что здоровенная куча веток не горит, а тлеет, медленно, очень медленно. Цирк-зоопарк, и это в то самое время, когда входная дверь церкви буквально тает на глазах, когда в густом полумраке около нее уже шевелится зловещее черное нечто.

Неожиданно прозвучал отчаянный женский крик. Лиза не выдержала. Они бросила винтовку и, увлекая за собой брата, кинулась в дальний конец храма. Сознательно или бессознательно половина нашей команды шарахнулась вслед за ней. Леший с Нестеровым вскинули автоматы в весьма туманной надежде защититься. Фомин вцепился в плащ Главного и что-то неистово тараторил, возможно заклинал сотворить чудо. Быть может именно вид этого бывшего хозяина жизни, отчаянно молящего о спасении, и пробудил во мне гнев, стыд за род человеческий, слабый, никчемный, трусливый, унижающийся на глазах у чужого. Цирк-зоопарк, да если уж суждено помереть, так умри ты как мужчина!

Умереть как мужчина. Не скажу, что именно это желание подтолкнуло меня к действию. Скорее сработала заложенная где-то в подкорке мозга программа защиты своего дома, своей крепости. Очень старая, можно сказать древняя программа, которую использовало не одно поколение моих предшественников, начиная еще с первобытного человека. Именно она и подсказала, что оборонять вход, куда сподручней, чем сражаться с ордами неприятеля, ворвавшимися внутрь. Это аксиома, и справедлива она даже сейчас. Конечно, в драке с призраками мои шансы равны нулю. Но этот маленький дохленький нолик превратится в большой и жирный нолище, как только полковник Ветров встанет у входной двери.

Все это пронеслось в моем мозгу за долю секунды. Еще мгновение ушло на создание плана контрудара. Когда все было готово я отшвырнул бесполезный теперь автомат и двумя руками схватился за торчащую из огня ветку. Это была если не самая большая, то по крайней мере самая густая ветка со множеством молодых побегов и даже кое-где уцелевшей засохшей листвой. Все это сейчас горело, превращая ветку в здоровенный ярко пылающий факел. Огонь оказался около самого моего лица, он ослепил, обдал жаром и неожиданно придал уверенности. Я глянул на неотвратимо разваливающуюся дверь, зло проскрежетал: «А как вам это, суки?!' и очертя голову ринулся в атаку.

Возле входа я очутился как раз в тот момент, когда первые призраки прорвались внутрь. Из темноты на меня метнулось шевелящееся скопище черных, похожих на старые рваные бинты щупалец. Жуть, особенно если подумать, если представить кто именно эти твари. Только вот я не думал и не представлял, я просто атаковал, вложив в этот удар все свое отчаяние, всю свою ненависть. Призраки ответили тем же, и факел в моих руках буквально в доли секунды померк, скукожился, растерял половину своих огненных языков. Мой второй удар пришелся в самую гущу смертоносных черных лент, и те из них, до которых дотянулось пламя, распались, превратились в неистово кружащиеся облако серого пепла, такого подозрительно знакомого пепла. Это была победа, правда далась она ценой жизни, которую заплатил свет в отчаянной борьбе с мраком. Факел в моих руках будто окатили потоком воды, и он вмиг погас, не оставив на память о себе ни единой искорки.

Тяжело дыша, судорожно сжимая в руке полностью бесполезную теперь, едва дымящуюся ветку, я замер. Опасность была рядом, страшная опасность, но противостоять ей, сражаться с ней я уже не мог. Просто нечем было сражаться. Единственный вариант это упрямо стоять на месте, превратиться в живой щит, заслонить моих друзей, мою любимую. Пусть сперва возьмут меня… Если конечно смогут!

Вот это самое «Если конечно смогут!» родилось совершенно неожиданно, пришло невесть откуда. Во мне вдруг появилась уверенность, что на силу всегда отыщется другая еще большая сила и что призраки вовсе не те актеры, которые должны здесь и сейчас играть главные роли.

Эта моя вера, это мое знание словно передалось призракам, и произошло невероятное — те остановились. Нет, летучие бестии вовсе не ушли. Они по-прежнему оставались здесь, в темноте передо мной. Я чувствовал колыхание воздуха, слышал зловещий шелест, но этим все и ограничивалось. Призраки не атаковали. Пока не атаковали. Казалось, они растерялись. Они не знали, как поступить с этим упрямым русским мужиком в рваной телогрейке и тертом танкистском шлеме, который неожиданно встал у них на пути.

Однако в этом царстве внезапного паралича нашелся некто… Разорвав путы оцепенения, он кинулся