— Это каким же надо быть двинутым на всю голову, чтобы тащиться на Проклятые и бомбить здесь квартиры?! — Нестеров хмыкнул и снова покосился на дверь. — Кстати, следов взлома что-то не видать. — Анатолий перевел взгляд на меня и с недоверием в голосе поинтересовался: — А ты ее точно запирал?
— Да уж куда точнее, — пробурчал я и потянул дверь на себя.
Начиная с этого момента, возвращение в родной дом потеряло свой горьковато-сладкий, наполненный ностальгией привкус и превратилось в поединок с тенью неведомого противника, решившего осквернить мое прошлое, завладеть им. Хотя, кто его знает, может эта самая тень вовсе не бестелесное, эфемерное создание, и вот именно в эту самую минуту, облизываясь, поджидает раззяву-хозяина в его собственных апартаментах. Догадка вполне могла оказаться правдой, поэтому первым, кто заглянул внутрь моего некогда теплого и уютного жилища стал ствол 7,62 милиметрового АКМСа.
Прямо от входной двери тянулся длинный узкий коридор. В нем было не на много светлей, чем на лестничной площадке, но все же это был мой дом, а поэтому я безошибочно распознавал каждую деталь, каждую мелочь. Справа длинная прихожая с этажеркой заваленной всякими безделушками и большими зеркальными дверями одежных шкафов. Покрытые пылью зеркала уныло и тускло отсвечивали, довольствуясь лишь крохами света, попадавшими сюда из распахнутых дверей гостиной и кухни. На покрытом ламинатом полу стояла пара дорожных сумок, баул, сделанный из большой ситцевой наволочки, и четыре пачки с книгами, перевязанные тонкой бечевкой. Жена собиралась в эвакуацию по- серьезному. Только вот зря старалась. С собой разрешали брать всего один чемодан. Может мне как полковнику и удалось бы захватить еще кое-что, но, увы… Тогда я был далеко. И Маша уехала сама. Уехала навсегда.
Шквалом накатившие воспоминания больно сдавили грудь, глаза защипало, словно в них угодила едкая «Черемуха». Однако на этом все и оборвалось. Я заметил, нет, скорее почувствовал движение слева и резко обернулся, направляя ствол автомата в кухонную дверь.
На спуск я так и не надавил. Просто не в кого было стрелять. Моим противником и одновременно гостем оказался лишь порыв ветра, который ворвавшись в разбитое окно, поднял, закрутил, грязную тюлевую занавеску.
― Чего там? ― рядом выросла фигура в милицейском бушлате.
― Чисто, ― прошептал я в ответ, и уже совсем было собирался покинуть кухню, когда взгляд зацепился за литровую банку с огурцами стоявшую в центре стола. ― Что за цирк-зоопарк! ― с этими словами разгневанный хозяин дома подошел к припорошенному пылью кухонному столу и тупо уставился на открытую стеклянную тару со сперва заплесневевшими, а затем успешно засохшими огурцами.
― Такой продукт пропал! ― Нестеров последовал за мной.
― Не моя… В смысле, не я ее открывал, ― пожилой милиционер получил от меня быстрый вопросительный взгляд.
― Ну, это ясно. Не тот стиль. Такой жлоб как ты, Ветров, даже рассола не оставит. А тут только пару огурцов сожрали. Гурманы, мать их!
Майор совершенно не разделял моей озабоченности. Хотя оно и понятно. Ведь опустошение покинутых квартир для старого мента являлось обычным делом. Именно этим и промышляли его люди в покинутом Одинцово. Только вот как быть с тем, что дверь не взломали, а по-тихому открыли? К чему сейчас такие церемонии? Этот вопрос я так и не успел задать. На кухню заглянула Лиза.
― Пусто. В квартире никого нет, ― быстро доложила она.
― Молодец! ― Нестеров похвалил свою разведчицу и тут же перевел взгляд на меня: ― Давай, Максим… Хватит изучать пенициллин в банке. Иди, ищи свою карту.
― Атлас, ― уточнил я, направляясь к двери.
― Да хоть энциклопедию. Только быстрее. А то что-то темнеет на улице, подозрительно так темнеет.
Я мимоходом глянул в окно и понял, что Анатолий прав. Света становилось все меньше и это несмотря на то, что сейчас только середина дня. Видать что-то там, в механизме аномалии изменилось, сдвинулось, и вот теперь на улицу Курзенкова наползал настоящий «сумрак».
Едва не сбив с ног Лизу, я заскочил в гостиную, кинулся к книжному шкафу и стал одну за другой выбрасывать книги на пол. Атлас должен был лежать где-то на верхней полке. Это точно, ведь я собственноручно его туда положил.
Пока я перелопачивал семейную библиотеку, Лиза бродила по квартире, а Нестеров пристроился у окна с автоматом наготове. Теперь он вроде как не торопил. Милиционер просто докладывал об изменениях происходящих снаружи. Только вот этот доклад подгонял меня сильней, чем отчаянный крик в самое ухо.
― Видимость падает. Воздух дрожит. Видать нагревается или примесь какая пошла. И еще все коричневатым стало, будто на фотке старой. Тени растут, ну прямо как на дрожжах. Длинные такие. И чего это вдруг?
― Тени это плохо, ― процедил я сквозь зубы. ― Надо поторапливаться.
Словно услышав мольбу, скрытую в этих словах, фортуна, наконец, смилостивилась и сунула мне в руку большую толстую книгу с фотографией автомобиля на твердой красно-синей обложке. Чисто автоматически я открыл ее, пролистал и, убедившись, что на картах нанесены даже грунтовки с облегчением вздохнул. Вот оно, то, что нам и надо!
― Все, нашел! ― я продемонстрировал атлас Нестерову. ― Теперь можно уходить. ― Повернув голову в сторону двери, я негромко позвал: ― Лиза, где ты там? Уходим!
Девушка словно ждала моего зова, а потому незамедлительно возникла в дверном проеме. СВД висела на плече. В одной руке молодой снайпер держала темно-зеленую непромокаемую куртку моей жены, а во второй вставленную в рамку фотографию.
― Это кто? ― поинтересовалась она и развернула фотку так, чтобы мне было лучше видно.
Могла бы не утруждаться, я ведь узнал рамку с наклеенными по углам морскими ракушками, а стало быть совершенно точно знал что за лицо улыбнется мне с яркой цветной фотографии. Молодой мускулистый парень с мокрыми, взъерошенными волосами. Он только-только выбрался из воды и был врасплох застигнут объективом фотокамеры Маши.
― Это мой сын, ― выдавил я из себя, абсолютно не обращая внимание на то, что голос дрожит. ― Мы на море ездили… Прямо перед тем как он в армию ушел.
― Ой, а я думала это ты, ― Лиза слегка смутилась. ― Ну, в молодости, значит…
― Когда ему было восемнадцать, еще на черно-белую пленку фотографировали, ― рядом грузно протопал смекалистый милиционер, явно направляясь к выходу из квартиры.
― Но ведь похож. Очень сильно похож, ― восхитилась моя подруга.
Лиза казалось лишь теперь осознала, в какой эпохе родился ее нынешний кавалер. В другое время меня бы это, наверное, задело, но только не сейчас. Сейчас я жил прошлым, памятью о своих давно погибших жене, сыне и виной перед ними. Виной, за все: что остался жив, что дышу, смеюсь, ем, пью, трахаю вот эту девчонку и что так редко о них вспоминаю. У меня даже не осталось ни одной фотографии, ни одной вещи напоминающей о них. Подумав об этом, я выразительно поглядел в руки Лизы. Девушка заметила этот жесткий наполненный одновременно гневом и болью взгляд.
― М-можно я возьму куртку? ― запинаясь, пролепетала она и отступила на шаг. ― А то моя «Аляска» грязная совсем, а постирать негде.
Испуг в ее голосе моментально отрезвил. Подумалось: «Что ж ты козел старый девчушку напугал! Она-то в чем виновата?».
― Куртка в шкафу была? Чистая, без плесени? Проверяла? ― чтобы поскорее успокоиться, пришлось задать традиционный вопрос.
Когда в ответ Лиза часто закивала, я потрепал ее по плечу:
― Бери, конечно. Она тебе в пору будет, ― и тут же отвернул лицо, что бы скрыть предательски повлажневшие глаза.