Все. Больше я при нем об этом ни слова, только о дизелях и сейнерах; надо мне его беречь. Что он в жизни-то видел? Море, шторма, запутавшиеся рыбацкие сети, сгнившие причалы и пропитанные солью швартовочные канаты. Смерть мамы его сильно подкосила, любил он ее очень, так ни на кого больше и не посмотрел, все ее вспоминает. Постоянно на кладбище ходит и сидит там один у ее могилы и рыдает, я сам видел. Не может он ее забыть, да и не хочет. Вся жизнь его сейчас заключается во мне, больше и смысла у него никакого нет жить….

Неужели и правда в жизни нет другого смысла? Неужели вся жизнь – это работа, зарплата, дом, дети и печаль об ушедших временах? …А дольмены тогда зачем? Пирамиды? Зачем люди ночью на звезды смотрят? Зачем дедушка Степан рассвет встречает каждый день, а на закате замолкает, повернувшись лицом к солнцу? Ведь у него тоже никого нет, хотя, по слухам, было у него две жены и двенадцать детей. А сейчас он один, всех растерял в лихолетье, но никто не может сказать, что живет он бессмысленно. Он всегда какой-то живой весь, наполненный, а отец всегда задумчивый и угрюмый. Ведь он не старый совсем, а огня в глазах нет. Как же помочь ему? Все мои разговоры он отвергает, еще мрачнее только становится. Уйду в армию, как он тут один-то?»

Перебирая свои беспокойные мысли, Егор и не заметил, как на усеянном «светлячками» черном небе деловито взошел молодой месяц и понимающе тихо повис прямо над ним, всем своим видом пытаясь подбодрить и утешить, словно говоря ему: «Не грусти, правильно ты мыслишь, есть в жизни вашей человеческой другой смысл, настоящий, который сверху вам дан. И есть предназначение, но у каждого свое, а вместе вы делаете одно большое дело. Ищи себя, а пока не найдешь, будешь мучиться и терзаться, не будет Тишины в твоем сердце, а Тишина и есть цель всего человечества. Но каждый должен дойти до нее сам, своим собственным путем, выполнив свое предназначение.

Все просто и в то же время сложно. Давай, Егор, ищи, исследуй себя, а на видимый мир не обращай особого внимания, он лишь инструмент в твоих руках, пользуйся им, и с его помощью ты найдешь себя».

Лишь только в окне Егоровой комнаты забрезжил рассвет нового дня, он открыл глаза и понял, спать больше не хочется. Оторвав голову от подушки, Егор глянул на стоявший на тумбочке круглый, в металлическом корпусе будильник, который показывал шесть часов тридцать минут. Ого! Рань-то какая!

Он сел на кровати и прислушался; в соседней комнате раздавался тихий, едва слышный храп отца. На миг вспомнив вчерашний его приступ, Егор нахмурился и, несколько раз тряхнув светлой головой, отогнал от себя ненужные мысли.

Тихонько встав со скрипящей старыми пружинами койки, он быстро оделся и вышмыгнул на улицу.

Прелесть набиравшего силу дня остановила его на пороге дома и вынудила, закрыв глаза, наслаждаться чарующей красотой восходящего из-за сопок солнца. «Вот силища-то! – восхитился Егор проникающей сквозь закрытые веки волшебной теплотой далекой звезды. – Находится от нас невесть где, а сколько жизни и света нам дает и ничего взамен не просит!»

Неожиданно Егор вспомнил о дедушке Степане, ежедневно встречающем рассвет и бормочущем при этом какие-то странные слова. «А что, если мне пойти на берег к дому деда да и подслушать, что он там бубнит?» Неожиданная, наполненная юношеским энтузиазмом мысль наполнила Егора своей свежей энергией, заставившей пытливого парня босиком выскочить на песчаный берег и направиться к Генеральской бухте, где у самого подножия Военной сопки стоял одинокий глинобитный домик.

Еще издали он увидел одиноко стоящую на берегу моря фигуру с поднятыми вверх руками. Дедушка Степан, развернувшись лицом к восходящей звезде, совершал свой ежедневный загадочный ритуал. Егор, осторожно ступая босыми пятками по остывшему за ночь песку, подошел совсем близко к деду и, усевшись на берег прямо за его спиной, затих, превратившись в одно большое ухо.

Мелкая волна, несмело накатывая на берег свои кучерявые барашки, умиротворяюще действовала на парня, органично дополняя окружающий бухту пустынный ландшафт. Над морем изящно парили чайки, высматривая в синих водах зазевавшуюся рыбку.

– О, Ярило, Жизнь и Свет дающее, Слава тебе и земной поклон мой человеческий, – расслышал Егор первые слова загадочного монолога. «Так это он молится, что ли?» – мелькнула в его голове догадка.

– Благодарю тебя, – ровным тихим голосом продолжил дедушка Степан, – за то, что имею возможность дышать и видеть тебя, за то, что сердце мое бьется в груди, а из глаз моих льют слезы радости во славу твою! Ты есть суть и первопричина человеческая, ты – единственное успокоение наше и покровитель. Избавь весь род людской от земных страданий и привязанностей, покажи всем путь иной, небесный, возвысь мысль нашу до высот своих чистых, истреби в нас животную страсть, научи любить всех и каждого, освободи от гордыни собственной, от желаний низменных, от слов пустых и лжи очерняющей, освободи от рутины и усталости, избавь от бесчувственности к чужой боли. О, Ярило! Дай нам всем возможность отдавать силы свои на благо других и не желать ничего для себя, не тратить зря свет, который ты нам даешь. Помоги роду людскому превзойти смерть, осознать бесконечность жизни, тобой данной. Сделай жизнь нашу дорогой к тебе, озари светом своим все дела наши земные. Слава тебе! Великая Слава тебе! Великая Слава тебе! Великая Слава!

Закончив, дедушка Степан опустил свои руки и продолжал молча стоять, вдохновенно устремившись лицом к уже достаточно набравшему силу солнцу.

Егор, открыв от изумления рот, пытался «переварить» услышанное, устремив немигающий взгляд на ровную спину деда. В ушах настойчиво звенели два слова – «превзойти смерть». «Неужели ее действительно можно превзойти? Значит, мои полеты не простая иллюзия? Неужели дедушка Степан…?»

– Я думаю, что ты гораздо ближе к пониманию бессмертия, Егор, чем все вместе взятые жители нашего поселка.

Немного ошеломленный парень молча смотрел на заслоняющую солнце высокую фигуру старика. Мощные и теплые лучи, огибая его силуэт, образовали вокруг него сияющее поле, создав дивное впечатление светящегося изнутри человека.

Вот так в жизнь приходят чудеса. «Откуда он знал, о чем я сейчас думаю?» Ощущение причастности к чему-то возвышенному пробежало по спине Егора мелкими мурашками. Значит, превзойти смерть можно? Значит, мама не умерла? Но как это? Закрыв глаза, он увидел, как рассвет новой зари забрезжил на горизонте его духовных просторов. Но свет был слабым, и как ни пытался Егор поймать его, у него ничего не получалось.

– Никто не умирает, Егор, – услышал он знакомый голос. Открыв глаза, Егор увидел покрытое седой бородой и глубокими морщинами доброе лицо дедушки Степана, который, сидя на корточках, внимательно смотрел на него.

– Почему? – тихо спросил он.

– Потому что никто не рождается.

– А я, ты, все люди,… – Егор запнулся, сильно волнуясь, не в силах сформулировать вопрос. – Мы что?.. Мы кто?.. Мы… где?

Дедушка улыбнулся и, положив теплую руку Егору на плечо, сказал:

– Ты задал много вопросов, но мне кажется, тебе сначала нужно разобраться с задающим их. Кто меня сейчас спрашивал?

– Как кто? Я, – недоуменно пожал плечами Егор.

– Кто этот «Я»? – задал странный вопрос дедушка Степан и очень внимательно посмотрел на парня.

– Да как кто? – изумился тот. – Я – это Егор Чайка.

– Кто считает, что он Егор Чайка?

Егор хотел очень быстро ответить на этот пустяковый вопрос, уже открыл было рот, но неожиданно для себя понял, что ответа у него нет. Во дела! В голове творилась полная неразбериха. Кто такой Егор Чайка? Вот вопрос. А действительно, кто это такой? Егор внимательно оглядел себя. «Вот они, мои руки», – и он покрутил своими кистями, разглядывая их со всех сторон. Руки как руки. Затем он посмотрел на зарытые наполовину в береговой песок босые ступни своих загорелых ног, пошевелил пальцами. Ноги как ноги. «Что он хочет от меня услышать? Все просто: Егор Чайка – это руки, ноги, голова…… Ну и все остальное мое тело. Нечего здесь думать. Вот он, Егор Чайка, сидит на песке и слушает крик голодных чаек».

– Не торопись, – все так же тихо сказал дедушка Степан. – Прислушайся к себе. Ты только что подумал