– А для меня – нет. Одгадка проста: Щельцин – мазохист!

– Как так? Вы же говорили, что секс его не интересует.

– Обычный секс. На самом деле он – мазохист. Посмотрите, как он круто обходится с подчиненными. Люди, облеченные властью, люди крутые и непреклонные, ищут разрядки – такой ситуации, при которой уже не они бы распекали всех подряд, а их самих бы распекали в хвост и в гриву, унижали, даже били… Но при этом ситуация должна быть абсолютно безопасной. Я знаю нескольких крупных бизнесменов и криминальных «авторитетов», которые после своих суровых дел любят зарулить к какой-нибудь «суровой госпоже»: там за изрядную сумму им надают пощечин, обрядят в дамскую комбинацию, обзовут «гадкой шлюхой» и отстегают плеткой. Щельцин, конечно же, не может позволить себе такого развлечения. Подсознательное желание копится в нем, и когда-нибудь он сорвется… Затеет, например, войну с целью проиграть ее. Да вот, пожалуйста, война в Чечне – как раз такая.

– А Щерномырдин? Он так похож на Щельцина, наверное, он тоже…

– Ни в коем случае. В нем нет никакой излишней крутизны. Основной его пафос – спокойствие, стабильность. Я бы сказала – мертвый штиль. Понимаете, на что я намекаю?

– Неужели…

– Да, он – мортофил, любитель трупов. Опять напомню, что все перверзии, о которых я рассуждаю, глубоко подсознательны. Щерномырдин – отличный семьянин и от самого предположения о таком пришел бы в ужас. Но его основная половая жизнь проходит не в лоне семьи, а на рабочем месте. Его половая жизнь сублимирована в работу, в управление страной. А страну он желает видеть абсолютно стабильной, то есть – абсолютно неподвижной. Не подумайте, что он ради своих пристрастий «убьет» страну (в том или ином смысле). Он вовсе не маньяк-убийца (в том числе – на уровне подсознания). Его мортофилия означает, что он не испытывает влечения к живому, поэтому любая нестабильность ему неприятна. А если нестабильность выйдет за определенные рамки, Щерномырдин просто покинет политическую сцену.

– А Щуганов?

– Ярко выраженный копрофаг.

– Кстати, что такое – копрофаг?

– Копрофагия – это сексуально-обусловленное стремление к поеданию экскрементов. Гитлер был копрофагом, например: он клал себе на лицо стекло и заставлял Еву Браун на это стекло какать…

– На стекло, все-таки, не в рот.

– Копрофагия может быть выражена в разной степени. Главное здесь – пристрастие к экскрементам. Такой серьезный и туповатый человек, как Щуганов, я уверена, даже сам себе не признается никогда в своей страсти. Но тайно, во сне, он будет мечтать о дерьме.

– Это нечто сродни мазохизму?

– Ни в коем случае. Настоящий копрофаг не считает поедание дерьма мучением или унижением. Просто копрофаг настолько не любит внешний мир, что питаться чем-то внешним, чем-то, пришедшим из окружающего мира, ему крайне неприятно. Собственные экскременты для него – родная питательная субстанция, символ радостного уединения. Обычная политическая ориентация копрофага – национализм, изоляционизм, идеология «опоры на собственные силы». В чем-то копрофагия близка нарциссизму – половой любви к самому себе. Но нарциссист любит рассматривать свое отражение в зеркале, копрофагу же даже зеркала отвратительны, не говоря уж обо всем остальном окружающем мире. Посмотрите на лицо Щуганова: осноновное выражение на этом лице – мучительная брезгливость. Он, конечно, себя хорошо контролирует, здоровается с людьми за руку, общается. Но хочется-то ему, на самом деле, оказаться в абсолютной пустоте и тихо поедать свои экскременты.

– Что же нас ждет?

– Ничего особенного. Дальнейшие перемены. Не бойтесь, половые извращения не так страшны, как импотентция. У некоторых диких народов существовал социальный институт «священного царя». «Священный царь» – не столько правитель, сколько символ: он здоров и горя не знает – значит, и народу будет хорошо; он болен – народ тоже болен. А если «священный царь» терял свои мужские качества, его тут же убивали и выбирали нового. Любой современный правитель в некотором роде – такой «священный царь»: как только он теряет мужскую силу, в народе возникает подсознательное желание его убить. А когда это желание становится сознательным, начинается гражданская война. Так что, пусть они извращаются – лишь бы потенции не теряли: перемены нам необходимы, а вот гражданская война – совершенно ни к чему.

Этой встречи мне пришлось искать очень долго. То мой герой не приходил, то он внезапно заболевал, то я сам не мог прийти туда, где ожидалось его присутствие… Но наконец-то… Клуб «Не бей копытом». Я, важно помахивая редакционным удостоверением, прохожу мимо секьюрити, но не избегаю дотошного шмона. И вот я в зале.

– Где он? – пристаю я ко всем. Натыкаюсь на его менеджера и препровождаюсь в гримерку, где и сидит он, нахохлившись, устало прикрыв глаза, как филин. Мягкий короткий ежик волос дополняет ощущение.

– Александр? Лаэртский? Он полностью открывает голубые глаза:

– Да, я.

Я представляюсь и плюхаюсь в кресло рядом с ним.

– Александр, я слышал множество ваших альбомов, и что меня удивило: то, что с одной стороны «мне надоела грязь, мне хочется чистой любви»…

– Полное говно альбом…

– А с другой – «Разухабистый молодчик телку хмуро мял в подъезде», прошу меня простить, дословно я не помню. И тот и другой – Лаэртский?

– Сложный вопрос. Судя по всему, у меня происходит процесс эволюции. Понимаешь, сперва появляются юноши-девушки. Потом – мужчина-женщина, потом – муж-жена. Что дальше?

– Очевидно, любовник-любовница…