А вот пассаж о Господине Великом Новгороде: «Дань с них берут немалую? Та и со всех берут, даже с самых захудалых, безлапотных тверских да ростовских мужичишек. Разве то дань, что с новгородцев взимается? Они с каждой гривны огрызок за щеку прячут, сундуками все хоромы заставлены, так что и гостю ступить негде. И все недовольны Москвой. Да куда они денутся без Москвы-то в своем скудоумии? Сколько раз им Москва по первой же просьбе помощь посылала – от немца, от шведа, от той же Литвы, с которой нынче шушукаются… Нет, что ни говори, а легкомыслый народ новгородцы, заелись волей-то, упились ею как балованным медом, совесть свою с волховского моста на дно спустили… Ну так что ж! Не хотят по- доброму, можно и по-сильному».[202]
Ах, какие бескорыстные люди московские князья – защищают Новгород и Псков от врагов! Но почему же тогда, не получив достойной платы за защиту, не откланяться, а надо донага обирать вольные города, а их население делать своими холопами? Такая защита сейчас называется рэкетом. То, что Александр Невский один раз спас Псков от немцев, сейчас знает каждый школьник, а литовского князя Довмонта, десятки раз спасавшего Псков от врагов, знает лишь узкий круг историков. И это при том, что Александр Невский стал «казенным» святым – по указу московских князей, а потом Петра I, а вот Довмонт стал буквально народным святым, и чтят его простые люди без указаний сверху более пяти столетий. Вот, к примеру, в конце XVII в. казаков на Амуре окружило богдыханово войско. Помолились казаки святому Довмонту и побили косоглазых.
Хорошую отповедь нашим лжеученым дал известный историк А.А. Зимин в книге «Витязь на распутье». Замечу, что написал он ее в разгар «застоя» в начале 1970-х гг. Писал, естественно, «в стол», и опубликована книга была лишь в 1991 г.
«Панегиристы разных родов внушали читателям, что все было ясно и предопределено. «Москве самим Богом было предназначено стать «третьим Римом»», – говорили одни. «Москва стала основой собирания Руси в силу целого ряда объективных, благоприятных для нас причин», – поучающе разъясняли другие.
О первых – что говорить! Хочешь верь, хочешь нет. А вот о вторых – стоит. При ближайшем рассмотрении все их доводы оказываются презумпциями, частично заимствованными из общих исторических теорий, выработанных на совсем ином (как правило, западноевропейском) материале. Главная из них заключается в том, что создание прочного политического объединения земель должно было произойти вследствие определенных экономических предпосылок – например, в результате роста торговых связей. Указывалось еще на благоприятное географическое положение Москвы, и наконец отмечалась роль московских князей в общенациональной борьбе с татарами. Эти два объяснения не соответствуют действительности. Никаких «удобных» путей в районе Москвы не существовало. Маленькая речушка Москва была всего-навсего внучкой-золушкой мощной Волги. Поэтому города на Волге (Галич, Ярославль, Кострома, Нижний) имели гораздо более удобное географическое (и торговое) положение.
М.К. Любавский писал, что древнейшее Московское княжество сложилось на территории, обладавшей «сравнительно скудными природными ресурсами. Здесь относительно мало было хлебородной земли – преимущественно на правой стороне р. Москвы; не было таких больших промысловых статей, какие были в других княжествах, – соляных источников, рыбных рек и озер, бортовых угодий и т. д.». Транзитная торговля (о роли которой писал В.О. Ключев– ский) едва ли могла захватить широкие массы местного населения, тем более что начала и концы путей, по которым она велась, не находились в руках московских князей. Москва, писал П.П. Смирнов, «как торговый пункт не обладал преимуществами в сравнении с такими городами, как Нижний Новгород или Тверь».
Не был Московский край и средоточием каких-либо промыслов…
Ну а Москва? В районах, прилегающих непосредственно к ней, не было никаких богатств – ни ископаемых, ни соляных колодезей, ни дремучих лесов. «В результате хищнического истребления лесов, – писал С.Б. Веселовский, – строевой лес в Подмосковье, главным образом сосна и ель, уже в первой половине XVI в. стал редкостью». Уже в 70-х гг. XV в. появляются заповедные грамоты, запрещающие самовольную порубку леса.
Дорогостоящий пушной зверь был выбит. Только на юго-востоке Подмосковья сохранилась менее ценная белка. В первой четверти XV в. в последний раз в Подмосковье упоминаются бобры (на реке Воре). Поэтому зоркий наблюдатель начала XVI в. Сигизмунд Герберштейн писал, что «в Московской области нет… зверей (за исключением, однако, зайцев)».
Наиболее значительные места ловли рыбы располагались по крупным рекам, особенно по Волге, Шексне, Мологе, Двине, а также на озерах – Белоозере, Переяславском, Ростовском, Галицком и др.
Москва не была и тем единственным райским уголком для тех, кто желал скрыться от ордынских набегов, приводивших к запустению целых районов страны (таких как Рязань). Место было небезопасное: татары не раз подходили к Москве, Владимиру, Коломне и запросто «перелезали» через Оку. Гораздо спокойнее чувствовали себя жители более западных (Тверь) или северных (Новгород) земель».[203]
Мы теперь знаем, что Смоленск, Рязань и Тверь по сравнению с Москвой имели куда более выгодное географическое расположение с точки зрения речных и сухопутных путей, и через эти города проходил куда больший товарообмен.
Наконец Тверь и Смоленск находились на куда большем расстоянии от Орды, и вероятность неожиданных набегов на них татар была куда меньше, чем у Москвы. В XIII–XIV вв. набеги татар на Тверь или Смоленск неизбежно проходили по московским землям, которые столь же неизбежно разорялись. Тот же Смоленск не был ни разу взят татарами и лишь эпизодически платил им дань. Говорить, что Смоленское княжество было под татарским игом – просто нонсенс.
Смоленск, Рязань и Тверь имели вполне реальный шанс стать столицей единого русского государства. Эти княжества упустили десятки случаев сломать шею московским владыкам. Так, например, Олег Рязанский в 1380 г. мог нанести сильный удар в тыл московской рати и уничтожить Дмитрия Донского, у которого тогда не было дееспособных наследников. А сколько раз тверские и рязанские князья имели возможность уничтожить Василия Темного с его семейством? Причем даже без походов и битв, а просто зарезать в ходе «спецоперации», как, например, во время пребывания Василия II в Твери.
Даже в 1378 г. тверской князь Михаил Иванович, вместо того чтобы послать рать на Новгород вместе с Иваном III, мог вступить в союз с Новгородом. Господин Великий Новгород не имел сильной армии, но обладал фантастическими богатствами. На эти средства новгородцы могли нанять 10 или даже 50 тысяч западных наемников, которые бы по бревнышкам раскатали Москву. Ах, это было бы непатриотично – иноземцев привести на «святую Русь». А Василию III и Ивану III использовать татарские орды было патриотично?!
В этом-то и трагедия Смоленска, Рязани и Твери. Их князья не были ангелами, но они играли по правилам – неписаным правилам князей Рюриковичей, по которым они управляли Русью с IX по XV в. Да, многие князья желали прихватить волость соседа. Но, захватив волость, заключали с соседом мир. Ну а если в крайнем случае удавалось совсем согнать князя с его стола, то и тут побежденному давался «утешительный приз» в виде какого-либо захудалого удела.
Московские же князья захватывали все, что могли проглотить, и уничтожали не только князя-соперника, но и всю его семью, если, конечно, их не защищал могущественный сосед – Орда или Литва.
Своим возвышением Москва обязана прежде всего «татарскому батогу». Именно московские князья были самыми верными холопами татарских «царей». Они не только не пытались свергнуть ордынское иго, но и не на страх, а на совесть поддерживали его.
Как только создавалась серьезная угроза «татарскому игу», так сразу же туда устремлялась московская «пожарная команда». Восстала Тверь – ее надо сразу подавить. Допекли Орду новгородские ушкуйники – Москва начинает шантаж вольного Новгорода и т. д.
Важную роль в установлении господства Москвы сыграло приручение Иваном Калитой митрополитов, которые из духовных пастырей всея Руси, то есть всех русских княжеств, стали раболепными приказчиками московских князей. Не будем забывать, что митрополиты лишь формально были ставленниками константинопольского патриарха. После 1204 г. достаточно было привезти побольше «милостыни» в Царьград, и там ставили кого угодно. Фактически же митрополитов ставили в Сарае золотоордынские ханы и выдавали им ярлыки. Соответственно митрополиты вели проордынскую и промосковскую политику.
Бороться против потомков Калиты и ордынского ига русским князьям можно было, только обретя независимого Москвы и Сарая пастыря. Однако и тут сделать это князьям Рюриковичам не позволил их