Конечно, было бы глупо тащить труп во двор и закапывать его на глазах у любопытных соседей или ждать до прихода ночи. Мне была дорога каждая минута, и я четко понимала, что чем быстрее я найду свой билет и паспорт, тем больше шансов у меня будет попасть в Москву. А о том, что ждет меня дома, я подумаю позже.

В любом случае, дома и стены лечат. Дома всегда проще и эффективнее думать о том, как уходить от уголовной ответственности. О том, что будет завтра, я обязательно подумаю завтра.

Недолго раздумывая, я схватила Хенка за ноги и потащила его к кровати. Затем подняла покрывало и принялась засовывать труп под кровать. Когда я наконец справилась с этой нелегкой задачей, то поправила тяжелое покрывало, которое свешивалось прямо до пола, и, забежав на кухню, схватила кухонное полотенце для того, чтобы вытереть кровь на паркете. Затем я принялась искать тайник с паспортом, билетом и деньгами.

Как ни странно, я так и не могла хоть что-то найти. Ни паспорта, ни билета, ни кошелька с деньгами. Единственной находкой оказались двести евро, которые, несомненно, принадлежали самому Хенку. Они лежали в шкатулке на комоде. Сунув двести евро в карман брюк, я в который раз принялась обыскивать дом и тут увидела надпись на футляре от диска, лежащего на телевизоре.

«Русская проститутка Таня. Москва».

Какой-то внутренний голос подсказал мне: диск находится в DVD-проигрывателе, и то, что написано на обложке, непосредственно связано со мной. Я включила телевизор и проигрыватель и, взглянув на экран, зажала себе ладонью рот, чтобы не закричать на весь дом.

– О боже!

На этой записи была я, и, если честно признаться, я была похожа на самую настоящую проститутку, которая находилась под действием какого-то наркотика. Задурманенные глаза, усталый и безразличный вид. Меня имели сразу несколько мужчин, а мои партнеры менялись с завидной регулярностью.

– Что это?

Я застыла без движения. Я была настолько шокирована, оскорблена и возмущена, что просто не передать словами. Еще ни один мужчина не относился ко мне, как к проститутке, и уж тем более не пытался ее из меня сделать. А ведь Хенк не пытался – он просто взял и сделал. Чем дальше я смотрела это ужасное видео, тем все больше и больше чувствовала себя грязной и пошлой шлюхой.

Эх, Голландия, Голландия… Моя боль, мои слезы и мои разочарования. Уютные улочки, тюльпаны, ветряные мельницы, вкусные сыры и абсолютно непонятные мужчины… Вернее, может быть, они и понятные, но мне достался чересчур редкий, особенный и слишком отвратительный экземпляр.

Эх, Голландия, Голландия… Мечты о размеренной, спокойной, неторопливой и счастливой жизни остались где-то в прошлом. А ведь я и в самом деле слепо верила в то, что в этой стране я смогу быть любимой и неимоверно счастливой.

Эх, Голландия, Голландия! Страна, которая навсегда останется для меня непонятной. Государство, в котором узаконили то, что в остальном мире считается порочным и даже криминальным. Когда-то я с нескрываемым интересом и недоумением читала письма Хенка о том, что в Голландии разрешены легкие наркотики, проституция, заключение однополых браков, эвтаназия. Только в этой стране узаконили подобные вещи, и предприимчивое государство получает налоги в казну.

Эх, Голландия, Голландия, маленькая страна – размером меньше Московской области, с сотнями километров полей, засаженных тюльпанами.

…Я смотрела на голую, напичканную наркотиками девушку, занимающуюся групповым сексом, и не могла поверить в то, что это я. У девушки были такие покрасневшие и заплывшие глаза и такое холодное, безразличное, почти ничего не выражающее лицо. Она то и дело раскидывалась в изнеможении, вытягивая свое блестящее потное тело. Нельзя было не заметить, что во мне полностью отсутствовало хоть какое-то желание и я плохо понимала, что, собственно, происходит. Мужчины менялись один за другим, наслаждались моим телом по полной программе. Тот, кто пристроился ко мне сзади, видимо, немного знал русский и, закричав по-русски, что я не люблю секс, достаточно сильно меня ударил. Я слегка дернулась, поморщилась и получила очередную звонкую пощечину от того, кто стоял спереди. Он взял меня за волосы, наклонил к своему возбужденному органу.

Меня имели слишком грубо и цинично. Создавалось впечатление, что те, кто занимался со мной сексом, пытались причинить мне побольше боли, унизить, надсмеяться, надругаться, словно хотели доказать свою значимость. Я не знала голландского, но интуитивно чувствовала, что мужчины нецензурно ругались, оскорбляли меня и радовались тогда, когда видели, что мне больно. Они входили в меня все глубже, сильнее и агрессивнее. Видимо, мои партнеры возбуждались и заводились еще больше, когда осознавали, что они унижают партнершу и внушают ей страх. Они периодически запрокидывали мою голову, схватив меня за волосы, смотрели мне в глаза и, видя в них раболепие, довольно улыбались.

А затем в кадре появились новые партнеры, и началось садомазо. Один из новеньких больно ухватил меня за грудь и чем-то пригрозил на голландском. Почувствовав сильную тошноту, я выключила телевизор, достала из проигрывателя диск, бросила его на пол и начала нервно стучать по нему кулаками.

– Господи, и как же такое могло произойти?! Как?!

Опустившись на колени, я разломала диск на куски и принялась искать видеокамеру, собираясь уничтожить оригинал записи. Но камеры нигде не было. Это наводило на мысль о том, что кто-то забрал ее для того, чтобы потом размножить запись, и хорошо, если ее размножат только для любительского просмотра.

Смахнув выступившие слезы, я поняла, что мне пора уходить, но не могла представить, как я уйду без паспорта и обратного билета. В этот момент я услышала какие-то звуки и, выйдя в коридор, столкнулась лицом к лицу с только что вошедшим в дом Яном. Ян не мог не заметить, что я слишком отвратительно выгляжу. Дали о себе знать те удары, которые нанес мне его сумасшедший папаша, и нервное переутомление.

Оглядев меня с ног до головы, Ян усмехнулся и сразу поинтересовался:

– Где отец?

– Ему кто-то позвонил. Он ушел. Сказал, что будет через несколько часов.

Взгляд Яна был какими-то особенным – похотливым и ядовитым. Он никогда не смотрел на меня так ранее.