– А ты что так рано вскочила? Может быть, мы бы еще с тобой что-нибудь придумали.
– В смысле?
– В смысле утреннего секса.
– Какой, к черту, секс?! У меня и так все болит! – прокричала я и, отстранив от себя Хенка, бросилась на кухню к мусорному ведру.
Я вывалила из ведра презервативы на пол и, задыхаясь от возмущения, вновь прокричала:
– Что это такое?!
– Гандоны, – ни грамма не смутился Хенк, словно чувствовал, что я могу задать этот вопрос, и был готов к ответу в любую минуту.
– Что???
– А ты что, разве сама не видишь?
– Вижу.
– Тогда почему спрашиваешь?
– Но ведь их ровно двенадцать штук и они все использованы. У меня все болит…
– Еще бы у тебя все не болело! Я сегодня драл тебя всю ночь. Ты вчера опять так быстро уснула, а у меня, как назло, сексуальный голод. Я же уже говорил тебе о том, что у меня три года не было женщины. Так что двенадцать использованных презервативов для меня не предел. Я могу и больше. Как только ты уснула, у меня сразу встал и стоял всю ночь.
– Ты хочешь сказать, что все эти презервативы принадлежат тебе? – от удивления я открыла рот и тяжело задышала.
– Конечно. А кому же еще? Я никогда и ни с кем не делю свою любимую женщину.
– Но ведь это невозможно!
– Может быть, для русского мужчины невозможно, а для голландского, после трехлетнего воздержания, вполне реально. Танюша, да не смотри ты на меня такими перепуганными глазами. Это только начало. Я только вхожу во вкус, а когда я в него окончательно войду, то ли еще будет!
– Что-то в нашу самую первую близость, которую я помню как единственную, ты был не на высоте. И это несмотря на три года воздержания.
– Так я растрахался! Чтобы войти во вкус, нужно немного времени. И ты, родная, мне его дала.
– Какую-то чушь ты несешь, честное слово.
– Наступит момент, когда в помойном ведре будут валяться на двенадцать презервативов, а все тридцать!
– А это откуда?
Я повернулась к Хенку спиной и указала на шрамы и полосы на спине и на ягодицах.
– Прости, любимая, но я настолько вошел во вкус, что слегка похлестал тебя ремешком. Если тебе это не нравится, то я обещаю, что больше такого не повторится.
Я смотрела на Хенка перепуганным взглядом и с ужасом думала о том, что передо мной не просто психически нездоровый, а реально опасный человек.
– Хенк, ты в своем уме?
– Я в самом что ни на есть здравом уме.
– Я хочу знать, что было сегодня ночью!
– Я же уже все тебе рассказал. Милая, я трахал тебя всю ночь. Это были незабываемые ощущения.
«А что, если он говорит правду?» – пронеслось у меня в голове. Ну, не может быть. Это просто невозможно! Я была вне себя от возмущения. Да и боль в промежности не утихала. Мне было очень страшно находиться вблизи Хенка. На душе было не просто нехорошо. На душе было по-настоящему паршиво.
Конечно, я могла накинуться на Хенка с кулаками, устроить истерику и перевернуть кверху дном весь дом для того, чтобы найти свои документы, но я четко отдавала себе отчет в том, что это вряд ли приведет к хоть какому-нибудь положительному результату. Хенк просто меня побьет, опять напичкает какими-нибудь таблетками и начнет проделывать свои грязные штучки. Куда проще не связываться с этим душевнобольным человеком, а просто уйти из этого дома, найти полицейский участок и заявить на Хенка в полицию.
Помассировав пульсирующие виски, я быстро оделась, схватила свою дорожную сумку и направилась к выходу. Обезумевший от моей выходки Хенк бросился к входной двери и перегородил мне дорогу. В его взгляде читалось недоумение.
– Таня, ты куда собралась? – в голосе Хенка послышались истерические нотки.
– В Москву, – стараясь не терять самообладания, ответила я.
– Как в Москву?
– Спасибо, Хенк, я у тебя погостила, пора и честь знать. Сам знаешь, в гостях хорошо, а дома лучше.
– Я тебе не понравился?! – злобно прошипел изрядно раскрасневшийся мужчина.
– Может быть, ты и неплохой, – ушла я от прямого ответа, – но нам с тобой не по пути. Мне нужно домой. Если я здесь задержусь еще на пару дней, то меня можно будет смело отправлять в психиатрическую