конечности разбросались со звоном металлических пластин доспехов, затем приняли странное положение, как у мёртвых на тюле битвы.

Телохранители, которые бы молниеносно реагировали при виде оружия, если бы оно было у Дзебу, сидели на своих лошадях как парализованные. Затем один из них сделал попытку снять с седла лук. Голова Дзебу повернулась по направлению к Танико. Она посмотрела в его серые глаза, но ничего не смогла там прочитать. Его лицо было худым и измождённым, как будто он голодал. Несмотря на это и его белые волосы и бороду, она без труда узнала его. Её глаза скользнули по чему-то ярко-голубому на его груди. Это была вышитая эмблема зиндзя – дерево ивы. Он опустил руки, медленно мельком взглянул на упавшего Хидейори, без поспешности повернулся и удалился в тумане.

Танико выбралась из своего паланкина и подбежала к Хидейори, который лежал без движения. Теперь она начала различать звуки вокруг неё, крики служанок, возгласы самураев.

– Не дайте ему уйти! – приказал стражник со знаменем Муратомо за спиной.

– Это бесполезно, – поспешно сказала Танико. – Его светлейшество нуждается в вашей помощи здесь!

Неужели Дзебу жив? Эта мысль заставила её сердце трепетать, но она выбросила ее из головы. Сосредоточившись, как учит дзен, она обратилась на то, что должна была делать здесь и сейчас. Куда делась эта негодная лошадь? Танико услышала галоп жеребца в тумане, где-то слева от неё. Она встала на колени рядом с Хидейори, вспомнив, что, шевельнув человека с повреждением спины или шеи, можно убить его. Сам Хидейори не двигался совсем. Она осторожно коснулась кончиками пальцев правой стороны его горла. Пульс был слабым и нечетким. Она поднесла руку к его ноздрям и ладонью почувствовала движение воздуха. Через долгий промежуток времени оно повторилось. Своим указательным пальцем она осторожно приоткрыла его веки. Его глаза закатились.

– Он жив, – сказала она. Одна из напуганных служанок начала рыдать.

– Можно ли снять с него шлем? – спросил самурай. – Ему будет легче дышать.

– Движение головы может убить его, – сказала Танико. Она встала и окинула самураев взглядом, который, как она надеялась, был повелительным.

– Я не знаю, насколько тяжело великий сегун ранен, но это был несчастный случай, и нет повода гоняться за виновниками. Нужно помнить одну важную вещь: чтобы не распространялись никакие слухи об этом. Никто не может входить или покидать монастырь, пока я не дам разрешения.

Воины с пониманием поклонились. Танико указала на одного из людей.

– Иди и сообщи настоятелю, что господин ранен и нам нужны священники, знающие медицину.

Человек вскочил в седло и умчался галопом. Затем Танико приказала главному офицеру со знаменем Муратомо:

– Скачите к воротам монастыря и доставьте начальника Миуру. Убедитесь, что никто вас не подслушивает. Расскажите ему о происшествии и скажите, что я почтительно прошу его сопровождать сегуна с несколькими тщательно отобранными командирами. Теперь. Нужно поймать лошадь господина. Если она уйдет, люди подумают, что что-то произошло. Если вы обнаружите монаха, которого видели стоявшим на пути сегуна, он должен быть доставлен ко мне без оружия для допроса.

Ожидая священников, Танико снова встала на колени около Хидейори, сложив руки, как будто она пребывала в трансе. Она глубоко вдохнула и выдохнула. Танико внешне была спокойна, но знала, что в глубинах её разума бурлили мощные эмоции, которые призовут её внимание, когда у неё будет на это время. Вокруг нее стояла тишина, за исключением бормотания служанок и повторения обращения к Амиде Будде несколькими самураями. Танико радовалась тому, что без промедления отдавала распоряжения и все беспрекословно ей подчинялись. Очевидно, она была при этом происшествии единственной, кто знал, что делать.

Четыре священника синто приблизились бегом, в развевающихся белых одеждах. Танико отступила, предоставляя им место. Двое сразу же начали повторять молитвы к Хачиману и другим божествам, тогда как другие обследовали Хидейори. Через некоторое время подошли ещё священники с большим деревянным щитом и положили его рядом с сегуном. С крайней осторожностью они просунули щит под него, чтобы не нарушать положения его тела. Они подняли щит с земли и поместили его в паланкин Танико. Замахав носильщикам, чтобы те отошли, священники сами водрузили паланкин на плечи и медленно пошли вдоль дороги. Они несли Хидейори к большому зданию с соломенной крышей, прямо у дороги, – к дому высшего священника гробницы Хачимана. Он сам приветствовал Танико, показал ей комнату, куда они собирались положить Хидейори, и представил ей священников, которые будут лечить его. Несомненно, думала она, этот святой человек видит её убитой горем женой, боящейся вдовства, и она старалась играть эту роль. Никто и не подозревал, что перед этим своим падением Хидейори собирался избавиться от нее. Теперь она делала всё, что могла, не много на самом деле, чтобы поддержать жизнь Хидейори.

После того как священники осторожно положили сегуна на спальное ложе, прибыл начальник Миура Цумийоши, выглядевший ошеломленным. Он был членом одного из великих кланов, связавших себя с Хидейори в начале Войны Драконов, плотный воин из восточной провинции с манерами крестьянина. Как глава самурайского управления, он был одной из основных фигур в бакуфу. Осмотрев Хидейори, он отвел Танико в смежную комнату, где вежливо спросил её, как приближенную к сегуну, что она желала делать.

– Я полагаю, что вы поставите сотню ваших надежных людей охранять земли монастыря, – сказала Танико. – Сообщите, что мой господин Хидейори решил провести больше времени в молитвах перед Хачиманом и отложил свой официальный визит в Камакуру. Распустите войска на отдых. Последнее, чем мы должны заняться прямо сейчас, – большие отряды вооруженных людей, которые находятся вокруг Камакуры. Затем соберите главных чиновников бакуфу здесь, чтобы решать, что делать дальше.

– Очень существенные предложения, – сказал Цумийоши с поклоном. – Нам потребуется время, чтобы спланировать законную передачу власти.

– Передачу власти?

Цумийоши опустил глаза и с более официальным выражением, что было необычно для него, сказал:

– Госпожа Танико, простите за то, что я должен вам сказать, но, по моему мнению, наш благородный сегун скоро покинет нас. Раньше мне доводилось видеть такие повреждения. Для них нет исцеления. Он не может ни двигаться, ни быть передвигаемым. Через несколько дней его лёгкие заполнятся жидкостью, и он отойдет в рай. Если бы он был одним из моих людей, я бы ему милосердно помог в этом. К сожалению, он сегун и должен отойти без содействия, чтобы потом не сказали, что была тайная попытка укоротить его