правило правой руки:

«Жену, ребенка и половое влечение левой рукой отталкивают, а правой притягивают».

Притягивают все-таки больше, чем отталкивают, потому оно и называется правилом правой руки. Но не сливаются воедино, не сращиваются до конца. У каждого свой путь, и, даже если идешь с кем-то вместе, то рядом, а не внутри.

Вера слушала мои рассказы с улыбкой, а сама наматывала информацию на локон своих, пахнущих клубникой волос. Ответила она спустя полгода, когда наступило время записывать Полинку в школу. Я, конечно же, хотел определить ее в специальное заведение для девочек, неподалеку от дома Х. Но Вера решительно воспротивилась.

– Чтобы моим ребенком занимались ожидающие ремонта механизмы? Да никогда! Пусть себя поначалу исправят, а потом займутся другими.

С Полинкиной школы и начался мой отрыв, то есть, я был вместе с Верой, любил ее по-прежнему, но сердце отлепилось, и с тех пор мы идем рядом, только рядом, но не вместе».

Я выбрался из душа и принялся крепко растираться полотенцем.

«Да, Лора. Она совсем убежала из моих мыслей. Это хорошо, это значит – все смылось. Теперь пора немного подумать о предстоящей лекции и спускаться вниз».

Лора сидела в холле, величественная, будто Клеопатра. Чем больше я ее рассматривал, тем больше находил достоинств. Из нее могла получиться прекрасная жена психометриста, если бы всякие идиоты не напортили. Хотя все еще может произойти; коль возьмется за ум, то влияние первого брака через несколько лет превратится в туман над водой, унесенный утренним ветерком.

– Поехали?

–Знаете,– она поднялась с кресла легко, словно воздушный шарик, – тут идти десять минут, а мы целый день в комнате просидели. Может, прогуляемся немного?

–С удовольствием.

Мы прошли мимо гавриков, пасущих вход в гостиницу, и оказались под мелким дождем. Его белесое полотно сотрясали порывы ветра: «тише-тише», умоляюще шуршали платаны. Лора наморщилась и приподняла воротник плаща, я же расстегнул куртку, подставляя шею холодным каплям.

Булыжники Пушкинской влажно поблескивали под колесами автомобилей, машины шли сплошным потоком.

– Вы обещали историю...

– Да. История незамысловата, но в ней – мой личный опыт, а на своей шкуре понимаешь особенно ясно.

Однажды я оказался в Москве и зашел в Дом психометристов, единственное в те годы официально разрешенное психометрическое учреждение на всю страну. Учреждение находилось под неусыпным надзором властей, и каждый входящий немедленно брался на учет. Возможно, его и сохранили, как лампу для мотыльков. Но мне терять было нечего, моя фамилия давно значилась во всевозможных списках и картотеках.

В Доме царила тишина, большое здание дремало в ожидании лучших времен, только посреди главного зала вокруг стола сидело несколько человек. Я подошел поближе. Это был урок, вел его типичный «старый псих», а внимали ему совсем зеленые ребята подготовительного уровня. Осторожно присев с краю, я попытался поймать нить рассуждения.

Говорил «псих» об очень интересных вещах, и время летело незаметно. Стемнело, синие московские сумерки просочились сквозь стрельчатые окна и потихоньку наполнили Дом. Внезапно «псих» остановился на середине предложения, встал и грузной походкой направился в угол залы. Прежде, чем кто-либо успел сообразить, он нашарил выключатель, и над столом загорелась люстра. Половины лампочек в ней не хватало, но и второй половины оказалось достаточно – контраст между сумерками и светом поражал.

«Сейчас, – подумал я, – на этом примере он объяснит разницу между верой и суевериями, между психометрией и всякого рода лжеучениями».

Но «старый псих», как ни в чем не бывало, вернулся к столу и собрался продолжить разговор.

–Почему же вы нам не сказали, Учитель? – с легкой обидой обратился к нему один из сидевших за столом. – Нам все-таки легче, да и за удовольствие б сочли.

– Зачем?! – отмахнулся «псих», – пока есть силы, лучше делать все самому.

В тот момент я понял, как должен вести себя Мастер. Человек, который вас изнасиловал, – Лора вздрогнула, – не имеет к духовности ни малейшего отношения.

– Но ведь он не успел получить удовольствия, – возразила Лора, – разве это можно назвать насилием?

– Откуда вы знаете? Возможно, он наслаждается именно таким образом? Вас оболванили, подчинили чужой воле, воспользовались обстоятельствами и принудили к тому, на что в нормальной обстановке вы бы никогда не пошли. Или пошли?

Она отвернулась.

«Опа-па, тебя понесло, мой дорогой. Последняя фраза к разговору отношения не имеет. Ты увлекся, ты хочешь сменить дистанцию, перейти с Лорой на более близкий контакт. Впрочем, он уже произошел – полдня в закрытой комнате с молодой женщиной не проходят даром. Ну, и что дальше? Что дальше, тебе нужно объяснять, что дальше? Дальше точка. Все, заканчиваю разговор, пора думать о лекции».

– Лора, давайте здесь остановимся. Я думаю, вы поняли больше, чем я могу сказать. Вам нужно полностью отрезать себя от секты и отдалиться на максимально возможное расстояние. В Одессе это вряд ли получится, поэтому я приглашаю вас в Реховот.

– Спасибо! – ее глаза заблестели.

– Познакомлю вас с женой, у нее много подруг-преподавательниц из хороших школ. Думаю, вместе мы сможем устроить вас в одну из них.

«Последние фразы Лоре понравились гораздо меньше. Но ничего не поделаешь, девочка, придется потерпеть. Ты еще не знаешь, какой я скучный, усталый психометрист. Вера постоянно ворчит:

– Кто мог себе представить, в кого превратится очаровательный мальчик с сияющими глазками. Ты думаешь только о себе и своей психометрии. Ты нудный, нудный, нудный!

Да, я нудный. Я думаю только о своем деле. Только оно меня по– настоящему интересует. Это называется – целевое бытие. Меня давно перестали волновать фильмы, выставки, спектакли, художественная литература, спорт, политика. Я дышу психометрией, я ем ее, я ложусь с ней вечером и просыпаюсь утром, и все остальное на свете скучно, занудно и тускло. В первые часы в Одессе ко мне неожиданно вернулся ухарский тон юности, наверное, почва все-таки не пустой звук, но сейчас, хвала Космосу, все возвратилось на свои места».

– Вот мы и пришли, – Лора осторожно тронула меня за руку. Вид у нее слегка обиженный: наверное, я задумался и перестал обращать на нее внимание.

– Как, уже?

– Да, я ведь предупреждала – это рядом.

Старый, выщербленный временем дом, высокие стрельчатые окна, так строили в начале двадцатого века. На крыльце целая делегация – встречают. О, вот и Мотл!

– Хоп, дорогой, как погуляли? – хорошая, хорошая рука у Мотла.

– Замечательно! Лора прекрасный гид.

– Ну, тебе нужно показывать Одессу? Неужто успел позабыть?

– Да, кое-что успел.

– Добрый день!

Таня. Лицо раскраснелось, рвется в бой. Прошлой лекции, видно, не хватило. Ладно, их есть у меня…

– Добрый день, Таня. Рад вас видеть.

Меня долго водят по этажам, с гордостью открывают классы. Вот рисунки юных психометристов, вот театральная студия юных психометристов, вот литературный клуб юных психометристов. Н-да, слишком напоминает Дворец пионеров. Чересчур много искусства и непомерно мало психометрии. Ладно, учту в лекции.

–Нудный, нудный, нудный, – голос Веры сам-собой возникает в ушах.