бредущих людей, ни признаков «Все – мое».

Правда, со своего наблюдательного пункта он видел менее одного процента поверхности планетоида, а во время снижения на осмотр просто не было времени. Возможно, Каллик и второй корабль находятся всего в нескольких сотнях метров, скрытые кривизной поверхности Жемчужины. А кроме того, Каллик ошибалась. Поверхность не была абсолютно пустой. Он различил какую-то свинцово-серую массу, выглядывавшую из-за горизонта.

По словам Каллик и Ханса Ребки, атмосфера снаружи пригодна для дыхания. Но они считали, что и само это место безопасно. Он двинулся по гладкой поверхности в направлении непонятного возвышения.

На полпути он остановился. Неужели это именно то, что ему показалось? Долгое время он пристально вглядывался, затем направил свои лимонные глаза вверх. Что это, игра воображения, или же они летают еще ниже и быстрее, чем сообщала в своем отчете Дари Лэнг?

Он развернулся и направился обратно к «Летнему сну», чтобы перевести корабль в режим автоматической самозащиты.

Вновь оказавшись снаружи, он опять заковылял по поверхности Жемчужины. Та бесформенная груда, должно быть, пряталась за горизонтом, когда те прибыли на планетоид. Возможно, она лежит здесь миллионы лет. Ж'мерлия очень на это надеялся.

Но не исключено, что это совершенно недавнее и зловещее приобретение. Он поймал себя на том, что каждые несколько шагов останавливается, всматриваясь в небо.

Неужели? Все выглядело именно так, хотя любой специалист по Строителям поклялся бы, что они никогда не залетают в сколько-нибудь ощутимое гравитационное поле.

Чем ближе он подходил, тем больше эта груда напоминала остатки разбившегося вдребезги фага.

Куда она попала?

После того, как мерцающая мгла рассеялась, Дари испытала огромное облегчение. Ничто не изменилось. Она стояла практически на том же месте, где была, когда облако окутало их. Впереди вздымалась все та же выпуклая, серого цвета, слегка светящаяся равнина, гладкая, тянущаяся от ее ног до близкого горизонта. Сверху падал все тот же свет – холодный, тусклый, с оранжевым оттенком.

Только не было ни Каллик, ни «Все – мое». А странный свет не давал теней.

Дари посмотрела вверх. Гаргантюа исчез. Сверкающие точки звезд и кружащих по орбите обломков тоже пропали. Сверху исходило ровное сияние, столь же однородное, как и пол у нее под ногами.

Она ощутила прикосновение к своей руке.

– Все в порядке? Последствий нет? – Голос Ханса Ребки звучал, как всегда, невозмутимо.

Что он мелет? Если сейчас ты спокоен, значит, не понимаешь сути проблемы.

– Что с нами произошло? Где мы? Сколько времени мы были без сознания?

– По первым двум я – пас. Не думаю, что мы вообще теряли сознание. Нас держало не более пяти минут.

Она обхватила его руку, испытывая острое желание чувствовать живое человеческое тело.

– Мне казалось, что прошла вечность. Откуда ты знаешь, сколько времени это длилось?

– Я вел счет. – Он пристально разглядывал искривленный горизонт, что-то прикидывая в уме. – Этому учишься на Тойфеле, когда оказываешься снаружи во время Ремулера-Точильщика, предрассветного ветра; приходится ложиться на землю и ждать. Считаешь удары сердца. Этим убиваешь сразу двух Зайцев: измеряешь временной интервал и убеждаешься, что ты еще жив. Сейчас я досчитал до двухсот тридцати. А если ты еще некоторое время постоишь здесь на месте, я отвечу и на твой второй вопрос. Я, кажется, догадываюсь, где мы.

Он отошел на пятьдесят шагов, повернулся и окликнул Дари.

– Я подниму руку и буду медленно опускать ее. Дай мне знать, когда она скроется за горизонтом.

Когда она крикнула «Пропала!», он удовлетворенно кивнул и поспешил обратно.

– Я так и подумал с первого взгляда; теперь уверен абсолютно. Поверхность, на которой мы стоим – тоже сфера, но меньшего радиуса. Это видно по тому, как она закругляется.

– Итак, мы на другой сфере, внутри Жемчужины?

– Я тоже так думаю. – Он показал вверх. – Каллик и «Все – мое» там, за потолком. Но добраться до них мы не сможем, пока то же облако не вытащит нас обратно.

– Не говори так! – Дари озиралась по сторонам.

– А почему бы нет? Ах, черт побери! Оно что, слушает меня? Вот мы и поехали дальше.

Словно в ответ на его слова, вокруг них сквозь серый пол снова начал выступать оранжевый дым. Дари подавила желание пуститься в бегство. Она уже догадывалась, что за этим последует. Отыскав руку Ханса Ребки, она крепко в нее вцепилась. На этот раз, когда мерцающие огоньки заполнили все вокруг, отрезав свет и звуки и сковав ее по рукам и ногам, она уже не волновалась. Вслушиваясь в биение собственного пульса, она ждала, непрерывно ведя счет.

Сто сорок один… два… три. Туман рассеивался. Сто пятьдесят восемь… девять. Туман исчез. Она была свободна, но все еще цеплялась за его руку.

– Нельзя сказать, что здесь лучше, но разница чувствуется, – буркнул Ребка.

Они погрузились еще на один уровень. Кривизна поверхности больше не ощущалась, поскольку отсутствовал видимый горизонт. Они стояли в анфиладе комнат. Все вокруг них, начиная со свинцово-серого пола и кончая светящимся потолком, покрывали паутинчатые конструкции, трубы, какие-то сетки и перегородки, от обилия которых рябило в глазах. «Окна» между комнатами находились на разной высоте, а в полу было несколько открытых люков. Какие бы существа в этих комнатах ни жили, передвигались они явно не как люди.

И сквозь стены они тоже не проходили. Дари заметила, что оранжевые огоньки на этот раз в стены не всасывались. Вместо этого они растекались вдоль них, а затем исчезали в отверстиях сеток и паутин.

Дари взглянула себе под ноги. Внешние уровни Жемчужины были неестественно чистыми – ни пылинки, а здесь всюду валялись куски труб и длинные обрывки кабеля. Все эти комнаты выглядели так, словно ими не пользовались миллион лет. Стены же казались абсолютно твердыми.

Ребка провел собственное исследование. Он подошел к одной из перегородок и, как только мерцающие огоньки исчезли, сильно шлепнул ладонью по поверхности. То же самое он проделал с одной из хитроумно сплетенных паутин и покачал головой.

– Очень твердые и крепкие. Нам их не сдвинуть. Придется воспользоваться окнами – если только мы до них доберемся.

– С тех пор как они прибыли на Жемчужину, Дари все более и более ощущала себя бесполезной. Она просто не знала, что делать. В то время как Ханс, привычный к трудностям, преодолевал их с ходу. Она не могла предложить ничего, кроме какой-то информации…

– Ханс! Какая, по-твоему, здесь гравитация?

Он прекратил изучать стены и паутины:

– Стандартная, плюс-минус двадцать процентов. А зачем тебе это? Она тебя беспокоит?

– Нет, но она больше, чем была там, на поверхности. Если бы Жемчужина имела однородную плотность или большая часть его массы располагалась у внешнего края, то по мере приближения к центру гравитация падала бы. Следовательно, вблизи центра расположен мощный источник гравитационного поля. Это не может быть обычным веществом; ни одно из известных не обладает такой плотностью.

– Значит, это что-то новенькое. Пошли глянем, что там внизу. – Ребка начал медленно продвигаться по одному из коридоров – прямоугольному проходу, достаточно широкому по отношению к собственной высоте, который то сужался, то расширялся.

Дари шла за ним, часто останавливаясь, чтобы изучить материалы, из которых сделаны стены и запутанные сети-перегородки, закрывавшие большинство «окон». Ее нервозность исчезла сразу, как только она поняла, что это действительно новый артефакт Строителей – первый, открытый за последние четыреста лет. И она первый ученый, обследующий его. Даже если бы она могла вырваться отсюда, то сначала изучила бы это место самым тщательным образом. Иначе она никогда себя не простит – как не простят ее тысячи специалистов по Строителям.

Поэтому панику – отставить, наблюдательность – на всю катушку. Что еще их окружало?

Многие перегородки тянулись от пола до светящегося потолка. По ним она могла судить о высоте комнат. Высота приличная – порядка шестидесяти метров. Людям столько пустого места вовсе ни к чему, но это хорошо согласовывалось с гигантскими комнатами в других артефактах Строителей.

Она подошла к одной из стен и осмотрела материал, из которого та была сделана. Оказалось, что он имеет четко выраженную зернистую структуру, напоминая обожженный кирпич. Стену словно раскололи гигантским взрывом, но из предыдущего опыта Дари знала, что что всего лишь иллюзия. Материал этот крепче любого известного в рукаве. Пробыв миллионы лет в агрессивной атмосфере из кислорода, хлора или фтора, он ничуть не крошился. Плавая столетиями в кипящих кислотах, он ни капельки не растворялся. Однако всюду лежала пыль.

Порядок на Жемчужине поддерживался из рук вон плохо, если только вообще поддерживался.

Дари сняла с пояса скафандра нож и поскребла им серую стену. Острие ножа из мономерного карбида иридия, самого твердого и прочного материала, созданного человеческой технологией, не оставило на ней ни царапины. Она подошла к одной из густых сеток и попробовала перерезать одну нить. Никаких следов. Даже тончайшая паутинка вставала непреодолимым барьером на пути всего, что не распадалось, как облако, на мельчайшие компоненты. Не верилось, что пыль вокруг них образовалась в результате постепенного разрушения стен. Очевидно, есть какой-то другой источник. Где-то на Жемчужине имеются другие материалы, не соответствующие со