те же голубые джинсы, так же потертые.
– Интеллигент, как и вы, такие же руки, голова, мягкий голос.
– Он говорил с тобой, Алисия?
– Он ласкал меня, как вы, нежно. О, это было чудесно. Он говорил со мной, как вы говорите со мной сейчас…
– Но я никогда не ласкал тебя, Алисия, забудь об этом, я тебя не ласкал, и тебе никто не поверит.
– Не ласкали? И не целовали? И не укачивали?
– Не укачивал и не целовал. Ты не в себе и все придумываешь, между нами никогда ничего не было и никогда ничего не будет. Ты поняла? Никогда ничего.
Затем происходит такое, с чем я вообще не знаю, как поступить: как избавить от этого свою память. Изгнать оттуда. Предать забвению. Алисия идет к мертвецу, останавливается перед ним, наклоняется и говорит с ним, гладя его по голове.
– Тебе хорошо: не холодно, а вот мне холодно. Ты не умер, это я умираю, умерла. Ты был моим сыночком, моим маленьким, теперь у тебя больше нет мамы.
Она гладит его, в глазах ни слезинки, только грустный голос, медленно, отчетливо произносящий прощальные слова. Затем она выпрямляется, задувает свечу и произносит во тьме, внезапно ставшей такой густой и прозрачной:
– Ну вот, пора возвращаться.
Через завалы, горы мусора, щебенки поднимаемся наверх. Вокруг нас мука, прошедшая через жернова времени, а на душе оседает глотаемая нами пыль. Наверху ночь уже не так темна, поскольку светит луна. С равнины налетел ветер.
На следующий день все уже запротоколировано. Расследование не заняло много времени, такие дела раскрываются быстро.
– Ясное дело, вы тут ни при чем, – изрекает директриса. – Он умер бы в любом случае. Больное сердце, третий удар. Он знал, чем рисковал, идя у нее на поводу. Ну а она… ничего иного я не ждала, случилось то, что должно было случиться. Наконец-то она будет спокойна. Не придется ей больше бродить по развалинам, устраивать представления и истерики и мерзнуть на холоде. Там о ней позаботятся сестры милосердия, а четыре надежные стены с решетками на окнах защитят. За те два или три года, что она там проведет, у нее будет время подумать. Вам не кажется? Почему вы молчите?
Я вежливо молчу, делая вид, что соглашаюсь. Через окно ее кабинета по тому, как ложится трава, становится ясно: ветер разгулялся не на шутку. Слышно, как гулко бьется о берег озерная вода, с досадой брызжет пеной в лицо ветру, а тот рвет пену в клочья и разносит по белу свету.
Примечания
1
Юго-восточный ветер в Швейцарии.
