заслуживает награды. Воздав ему почести, вы, сир, возвысите идеи верности, благодарности, мужества, подлинного рыцарства и подчеркнете искреннюю привязанность народа своему щедрому сюзерену. Возвысив одного бесстрашного защитника, ваше величество породит целую их нацию. И впредь ни один чужеземный убийца не только не найдет убежища на нашей земле, но и не будет знать покоя, потому что на него ополчится весь народ, от мала до велика. И тогда мы сумеем разрушить любые поползновения наших врагов.

— Давайте пройдемся немного, Уолси. Составьте мне компанию. — Собеседники перешли в личный кабинет короля. Генрих щелкнул пальцами, приказывая подать вина, и остановился у створчатого окна, выходящего на Темзу, где их не могли слышать слуги. — В ваших речах я нахожу достойную внимания логику и целесообразность. Ваше предложение мне нравится. Какого рода награду вы имеете в виду?

— Рыцарские шпоры, ваше величество. Это всего лишь почетный титул, благородный и широкий жест, который не требует присовокупления к нему феодальных владений. Мастер Деверо и так должен унаследовать титул и земли своего благородного покровителя, а вовремя нашей дружеской беседы он заверил меня — я привожу его собственные слова, — что его величайшее устремление состоит в том, чтобы служить своему королю и лорду в Ирландии.

— Рыцарские шпоры без рыцарского замка. И вы полагаете, что этого достаточно, дабы вселить вдохновение в целое королевство? Уж кому–кому, а вам–то должно быть известно, что большинство людей рассчитывают получить кошель с золотом в качестве награды за верную службу.

— Да, я понимаю, что имеет в виду ваше величество. В таком случае, пусть это будет титул кавалера ордена Подвязки.

— Но количество членов не может превышать двадцать четыре человека.

— В этом году вашему величеству предстоит заполнить две вакансии, образовавшиеся вследствие безвременной кончины графа Шрусбери, а также герцога Джулиано де Медичи. Одна из этих вакансий была обещана in potentia[65] сэру Уолтеру Деверо, сыну сэра Джона Деверо, барона Ферреса и Чартли.

— И каковы же ваши рекомендации на сей счет?

— Я советую отказать ему в этом звании, поскольку, как вам известно, недавно сэр Уолтер запятнал свое имя неподобающим поведением.

Король в задумчивости потер подбородок.

— Они — сводные братья…

— Вот именно. — Кардинал выждал несколько мгновений, позволяя королю свыкнуться с этой мыслью, а потом негромко продолжал: — Ваше величество, на следующую ночь после трагического происшествия я взял на себя смелость произвести расследование состояния дел Майкла Деверо. Мне удалось выяснить, что путем официального голосования в парламенте венценосный отец вашего величества, да упокоит Господь его душу, назначил мастера Майкла Деверо законным наследником графа Тайрона. По моему мнению, сир, обеспечив передачу своего титула Майклу Деверо, лорд Тайрон продемонстрировал не только свою любовь к этому юноше, но и веру в него.

— Да, он — достойный соратник.

— Полагаю, ваше величество не сомневается в том, что из двух братьев Деверо Майкл — более подходящая кандидатура для того, чтобы стать кавалером ордена Подвязки.

— Вы желаете даровать ему этот титул, и я, признаться, тоже. Но существует положение, в соответствии с которым каждый кавалер ордена должен быть рыцарем.

— Я внимательно изучил это требование и выяснил, что самые первые кавалеры ордена стали рыцарями в том же году, в котором им был пожалован орден. В уставе именно этот аспект почему–то обойден вниманием. Полагаю, что это сделано намеренно, дабы оставить его на усмотрение магистра.

— Согласен! — Король Генрих отвернулся от зеркала. — Очень хорошо. Сначала я сделаю его рыцарем, а потом и рыцарем–сподвижником на торжественной церемонии вместе… Кто там второй номинант?

— Томас Дакр, третий барон Дакр.

— Позаботьтесь обо всем, Уолси. — Король улыбнулся. — Чем больше я думаю о вашем предложении, тем больше оно мне нравится. Как обычно, вы дали своему сюзерену взвешенный и здравый совет.

Кардинал поклонился.

— Я всегда остаюсь преданным и покорным слугой вашего величества.

— Ты знала! — Не веря своим ушам, Рене в гневе уставилась на старую камеристку, сидевшую на низком стульчике. Она что–то шила, и иголка так и мелькала в ее руках. — Майкл — вампир! Господи, спаси и помилуй!

Оглушенная и растерянная, принцесса металась по комнате, как разъяренная тигрица. Когда кардинал Медичи заговорил с ней о гончих псах преисподней, она не поверила ему. Во всяком случае, не до конца. Он говорил, что их истребили, что они вымерли, но никто не знает этого наверняка. Тогда она отнеслась к его словам с изрядной долей скептицизма, хотя и приняла их к сведению. По ее мнению, церковь распространяла эти басни, дабы вселить страх в королей и простолюдинов, подчинить их своей воле и управлять ими. Тот, в чьих руках окажется древний Талисман, обретет абсолютную власть над всеми странами и народами, что объясняло колоссальные усилия, которые кардинал Медичи прикладывал к тому, чтобы завладеть им. Но Рене видела и ужас в глазах опьяневшего кардинала, когда слушала леденящие душу истории о посланцах ада, их ненасытной кровожадности и бесконечной череде убийств. Его страх стал и ее страхом.

И вот теперь она знала наверняка. Святые угодники! Ну почему именно Майкл оказался тем тайным вором, которого дьявол прислал в этот мир, чтобы украсть Талисман?

— Как ты могла утаить от меня эти сведения, когда они имеют прямое отношение к порученной мне миссии, не говоря уже о моей жизни и здоровье? Я видела у него клыки! — Голос девушки дрогнул.

— Я видела эти дьявольские, сверкающие расплавленным серебром глаза, глядевшие мне прямо в душу… Чтоб он вечно горел в аду!

Адель, склонив голову к плечу, с любопытством взглянула на принцессу.

— Вы испугались или разозлились?

— Я разозлилась! И испугалась, конечно. Он же вампир! — Девушка застонала. — Он пьет кровь живых существ. — Рене вновь принялась расхаживать перед камином. — Но он ест, пьет, купается в солнечных лучах…

— Да, то, что на него не действуют солнечные лучи, сбивает меня с толку. Вампиры не выносят солнечного света. А его способность есть и пить свидетельствует лишь о том, что он стал вампиром совсем недавно, — заявила Адель, чем повергла Рене в шок: принцесса и не подозревала, что ее камеристка обладает столь глубокими познаниями о созданиях Тьмы.

Девушка оцепенела, не в силах пошевелиться.

— Откуда ты все это знаешь?

— Это у нас семейное, передается от матери к дочери, — созналась Адель. — Моя мать была знахаркой, как и моя бабушка, и прабабушка, и все родственники по материнской линии вплоть до самой баронессы Аделаиды, в честь которой меня и назвали. В юности у нее был возлюбленный, которого звали Эмилиано. Он был молодым графом, контом, так правильнее. Их роман закончился, и он уехал. А когда через тридцать лет вернулся обратно, то застал баронессу уже на смертном одре. При этом сам он оставался таким же молодым и красивым, как в юности. Он рассказал ей о себе всю правду и предложил ей дар бессмертия. Но баронесса Аделаида отказалась, заявив, что устала от жизни. «Если бы он признался мне во всем, когда я была еще молодой и красивой… — говорила она. — А теперь уже слишком поздно».

— Как ты сумела узнать, что он — создание Тьмы?

— Он пьет кровь, и от него пахнет ею.

Рене растерялась.

— А мне его запах показался очень приятным.

— От него пахнет ягодным вином и еще, едва заметно, мускусом, верно? — улыбнулась Адель, и в ее проницательных глазах отразились отблески пламени в камине. Рене кивнула. Она опустилась на стул рядом со своей нянькой и оперлась подбородком о скрещенные руки. — Головокружительный аромат, не так ли? Это все от крови, которую он пьет. Но не казните себя, дитя мое. — Адель ласково погладила принцессу по