Как-то, глядя на мадонну с младенцем, Лиля сказала вдруг:

— Маленьких детей легко любить, а когда вырастут, оказывается, мешают. Зачем только и родились?

— Кому это мешают?

Лиля засмеялась.

— Да прежде всего родителям! У меня, например, никогда не будет детей!

Алёна возмутилась:

— Ты какая-то ненормальная!

— Я просто лучше тебя разбираюсь в жизни.

Алёна взглянула в смеющееся Лилино лицо, подумала, что та дразнит её.

Однажды, переходя мост, они залюбовались открывшимся видом. Лиловея у гранитных берегов, уходило вдаль снежное русло реки. Пушистые крыши, белый узор присыпанных снежком подоконников, карнизов, лепных украшений делали дома набережной легкими. За решеткой сада чернели стволы деревьев в белых брызгах снега. Выше деревья становились прозрачными и дымкой растворялись в небе с сиренево- серыми пятнами низких облаков.

— До чего хорошо! — останавливаясь у перил, негромко сказала Алёна. — Я даже не представляла, что город может быть таким задумчивым… одушевлённым… почти как море!

— А на меня эта красота тоску нагоняет! — не то раздражённо, не то капризно возразила Лиля, потянула Алёну за руку. — Пойдем!

— Почему? Почему тоску?

— Мысли всякие в голову лезут. А жить надо не думая.

— Как не думая? Как не думая, когда самое интересное на свете — думать! — вспылила Алёна. — И как ты хочешь стать актрисой, не думая?

— Ну, о ролях думать — это другое!

— Роли-то ведь — тоже жизнь, — не унималась Алёна. — Надо о жизни думать! И это самое интересное — наблюдать, осмысливать, разбираться!

Лиля засмеялась.

— Смотря какая жизнь! Бывает, что и разбираться-то противно! — И, крепко взяв Алёну за руку, она вдруг с заискивающей ласковостью заглянула ей в лицо. — Не обращай на меня внимания. Это я так!

Алёну злило её недоброе, пренебрежительное отношение ко всему и ко всем.

— Если тебе никто и ничто не нравится, зачем же тянешься ко мне? Почему не дружишь, к примеру, с Патокиной? — резко спросила Алёна.

— С тобой интереснее.

— Пожалуйста, не замазывай! — оборвала Алёна. — Если, по-твоему, все плохи, значит, прежде всего ты и сама не золото! Не хочу… не хочу вообще иметь с тобой ничего!..

Круто повернувшись, она освободилась от Лили, перебежала на другую сторону.

— Лена! Ленка! Что ты? Подожди!

Алёна не оглянулась, свернула за угол, вскочила в первый остановившийся троллейбус.

Подойдя к дому, она обнаружила в авоське котлеты, хлеб и пирожные, купленные на общие с Лилей деньги. Как глупо! Что теперь с этим делать? Гнев прошёл — долго сердиться Алёна не умела, — стало неловко, досадно, что так грубо вела себя. Минут через пятнадцать вошла Лиля, стала извиняться, что-то объяснять.

— Ладно! — прервала её Алёна. — Раздевайся, а я пойду котлеты поджарю.

Обе старались не ссориться больше, говорили о посторонних вещах, и тут впервые завели речь о «Тихом Доне», о Григории Мелехове. Алёна осуждала его «за безответственность в общественном и личном», за двойственность, безволие, эгоизм, но признавала, что его жалко, потому что много в нём и хорошего, обаяние есть. Лиля с ней соглашалась и вдруг неожиданно сказала:

— Сашка Огнев на него похож.

— Ты что! — Алёна с удивлением заметила, что будто бы и обиделась за Огнева, она поспешила объяснить: — Мне, наоборот, он кажется принципиальным до тупости.

Лиля засмеялась.

— Он, конечно, принципиальный! Но про тупость — это ты пальцем в небо. Нет, он, знаешь, чем на Григория похож? Такой же добрый и бешеный.

— Он добрый? — с недоумением возразила Алёна. — Ему бы прокурором быть!

Лиля замахала руками.

— Он только издали колючий… А между прочим, он про тебя тоже нелестно отзывается.

Алёне отчаянно хотелось спросить, что же такое говорит про неё Огнев, но она лишь пренебрежительно пробурчала:

— Очень рада. И вовсе не желаю ему нравиться. — И принялась собирать посуду со стола.

Лиля, откинувшись на спинку стула, смотрела на неё критически:

— Говорит, у тебя на голове перманент, а в голове манная каша. Глупо, конечно.

Алёна уронила вилку, нырнула за ней под стол и, поднявшись, краснея от злости, сказала раздельно и четко, как упражнение по технике речи, страстно желая, чтобы Лиля передала её слова Огневу:

— Штампованный, стопроцентно правильный кретин из плохой пьесы.

Лиля расхохоталась:

— Ты совершенно не разбираешься в людях!

Алёна постаралась не показать, что разговор задел её, и когда Лиля предложила пойти к ней переночевать, охотно согласилась.

Лилины хозяйки ошеломили Алёну своим властным гостеприимством.

Обе, мать и дочь, твердили, что очень рады её приходу и что они, «как глубоко русские, не привыкли садиться за стол без гостей», приглашали приходить «запросто к обеду», расспрашивали Алёну, кто её родители, как она решилась стать актрисой, чувствует ли она в «душе талант», а в заключение мать — Полина Семёновна — сказала:

— Да, народ наш даровит. Оч-чень даровит! Ведь вот и в старое время в артисты шли по большей части не из интеллигенции.

Слова её Алёну задели.

Любезно извинившись, хозяйки вернулись к прерванным занятиям — «смотру весенне-летнего обмундирования», — как выразилась младшая, Ремира Петровна.

Из разговора Алёна поняла, что муж Ремиры, капитан первого ранга, дома бывает редко, всё больше в плавании, мать и дочь занимаются больше собою, увлечены театрами, концертами, вернисажами, вообще любят развлечения. И очень бы хотели ввести в приличное общество Лилечку. «Но девочка так много времени уделяет институтским занятиям!»

Когда Лиля, извинившись, ушла в ванную, Полина Семёновна торопливо рассказала Алёне то, о чем сама Лиля не говорила никогда.

Во время войны, когда Лиле было лет девять, мать её сошлась со своим помощником — мальчишкой- инженером. Отец узнал об этом и вскоре нашёл себе машинистку при штабе фронта. После войны родители развелись, оформили новые браки, а Лилечку отправили к бабушке. Старушка умерла года четыре назад. Лилечку сначала взял к себе отец, но она не поладила с его женой. Последний год жила у матери. Там тоже вышла какая-то неприятность с отчимом.

Лилечку, безусловно, любят, она ни в чем не нуждается, одета, обута, и отец — теперь он генерал- майор — присылает ей денег, и мать также. Тем не менее… У матери двойняшки-мальчики от второго брака, и потом… Приятно ли иметь при себе взрослую дочь, когда муж молодой? Короче говоря, Лиленька и там и там лишняя.

— Сиротка! — скорбно приподняв тонкие, как нитка, брови, со вздохом произнесла Полина Семёновна. — Сиротка при живых-то родителях! А у нас она принята как родная! Вот и на каникулы осталась, никуда, представьте, не захотела ехать. Несчастный, глубоко травмированный ребёнок! Столько пережить! Все эти семейные драмы, смерть бабушки — Лилечка, представьте, оказалась совсем одна с этими печальными хлопотами, отец прилетел в день похорон. А ведь ей тогда было четырнадцать! Это ужасно! Ужасно!