небольшого камина. Спустя минуту он вышел, прошёл по коридору и, перегнувшись через перила, кликнул трактирного слугу. Возвращаясь назад, резко обернулся – и увидел, что эту дверь, приоткрытую на величину узкой щели – как раз чтобы подсмотреть одним глазком – поспешно затворяют. “Однако!” Прибежал слуга. Генрих заказал ему ужин и проводил до лестницы. Возвращаясь, он тишайше подобрался к нахальной двери и здесь замер. Спустя какое-то время она дрогнула и стала вновь приотворяться. Генрих схватился за ручку и дёрнул дверь на себя.

– Ах!! – вскрикнули оба.

Девушка в нарядном белом платье, юная, с робким лицом, поспешно опустила вниз синие сказочные глаза.

– Прошу прощения, миссис… – пробормотал Генрих.

– Мисс, – поправила его девушка и, стремительно краснея, добавила: – Это я смотрю на вас, мистер…

– …Генрих, – сказал будущий офицер и отвесил куртуазный [24] поклон.

– Мистер Генрих… Я не имею возможности довериться никому, кроме вас… Вы не могли бы принести мне воды?

– Воды?!

– Видите ли, наша карета сломалась, и мой дядя, с которым я ехала, и кучер отправились к кузнецу, и их нет уже второй день. Дядя наказал мне сидеть очень тихо, ждать его и никому не открывать. Но, видимо, что-то случилось, их нет необъяснимо долго. Вода закончилась – а мне очень хочется пить.

– О, мисс…

– Адония.

– Мисс Адония! Позвольте предложить вам не только воды, но и морсу, и из еды чего-нибудь! И, может быть, вы позволите на то время, которое будет отсутствовать ваш родственник, оказать вам ни к чему не обязывающее скромное покровительство?

– Ах, мистер Генрих, я была бы весьма признательна вам за одну только воду… Вы не войдёте ко мне, внутрь, на минутку? Я так боюсь, что нас увидят разговаривающими…

Генрих с коротким поклоном скользнул в комнату.

– Ну и если быть до конца откровенной, – проговорила, всё больше краснея, Адония, – то из еды мне тоже ничего не оставили… Как и денег…

– Жареная индейка вас устроит? – торопливо спросил Генрих, тоном заговорщицки-дружеским. – Хлеб, поджаренные колбаски и немножко вина?

– Ах, Генрих!! – воскликнула, прижав руки к груди, с выражением бесконечной признательности на лице, юная девушка, и глаза её наполнились (невыкатившимися, впрочем) слезами.

– Дорогая Адония! У вас тут так сыро и холодно, а у меня есть камин… Его затопят сейчас. Примите искреннюю помощь благородного человека – согласитесь перейти на полчаса ко мне в номер – и сможете и покушать и обогреться! Вы можете всецело мне доверять! Я родом из…

– Я верю вам! – горячо воскликнула девушка, на летучий крохотный миг прикоснувшись пальчиками к его руке. Она опять в смущении опустила глаза, потом вскинула их – и добавила: – Но можно ли сделать так, чтобы никто не увидел, что я пошла к вам?

– Всенепременно устроим! Вы подождёте минут десять – пятнадцать? Мой Джек растопит камин, и я ушлю его вниз, к лошадям. Потом я постучу в вашу дверь – два раза, вот так, – и пойду и раскрою свою, а вы снимете туфельки и быстро ко мне пробежите. Ручаюсь, это будет неслышно, незаметно и быстро! Итак?..

– Я вас жду! – Она подарила ему полный благодарности взгляд глаз детских, синих, покорных.

Нарочито, как опытный в жизненных делах человек, Генрих прислушался к тому, что происходило за дверью, важно кивнул – и выскользнул в коридор, торопливо прикрыв за собой дверь. Затем, насвистывая, прошёл к себе в номер.

– Джек, – сказал он, когда заплясал в камине огонь. – Иди спать вниз, к лошадям. Мне нужно побыть в одиночестве.

– Но, мистер Генрих… А если эти вернутся?

– Пустое. В трактире куча народу, и запоры надёжные. Я буду писать стихи, и мне требовательно одиночество. Ступай!

Он отломил у индейки ногу и крыло, добавил колбасок и бутылку вина, отдал всё это Джеку и выпроводил его за дверь. Дождавшись, когда звуки его шагов затихнут внизу, он прокрался к заветной двери и условленно стукнул. Затем быстро вернулся к себе и встал в проёме, глядя вдоль коридора. Всего пара секунд – и вот уже белая, шуршащая тканью фигурка летит, едва касаясь ножками пола, и вот пронеслась мимо, почти вплотную, мазнув лицо его тонким томительным запахом и прикосновеньем волос. Генрих, зажмурив на миг глаза от кольнувшей его странной сладкой истомы, затворил дверь и клацнул засовом.

– О нет! – воскликнула Адония вполголоса, вытягивая к нему руку. – Только не запирайте! Так мне будет спокойнее!

Генрих, торопливо кивая, вернул на место засов и отошёл от двери. Адония обернулась – и простонала:

– Камин! Тепло! Какое блаженство!

Она протянула Генриху туфельки, которые держала в руках, и, сев в плетёное лёгкое кресло, вытянула ноги к огню.

– Какое блаженство! – повторила она, повернув счастливое ясное личико к куртуазному покровителю. – Давайте немного здесь посидим, мистер Генрих, а кушать станем уж после!