Мальчишки нигде не было видно. Клинок его был аккуратно поставлен на место, возле печи.

Абигаль наскоро поведала мужу, что здесь произошло. Тот посидел, стиснув зубы, на лавке. Помолчал. Потом встал, чтобы унести тело разбойника в лодку, но Абигаль остановила его: “Это – потом”. Она привела его в спальную половину, к дочкам и весёлым и беспечным голосом проговорила:

– Тут глупые дяди пришли нас напугать. А мы от них спрятались.

– А где ты был, папочка? – спросила, уже почти смеясь, старшая девочка.

– Как это где? – произнесла Абигаль. – Он их прогонял.

– Ой, они там белочек не напугали? Я побегу посмотрю!

– Нет, милая, – подхватил её Португалец. – Я там сначала наведу нужный порядок. Посидите тут с мамочкой, хорошо?

Он быстро унёс тело в лодку и затёр следы крови. Потом позвал девочек, и они отправились навестить белок и ёжиков. Абигаль в это время нагрела котёл воды и тщательно вымыла всё в доме – и столик, и лавки, и пол. Потом сняла с колышка на стене связку высохших можжевеловых веток, подожгла, и огнём их и дымом обнесла оба помещения внутри – и весь дом снаружи. Потом родители искупали девочек, уложили их спать, а сами до утра сидели возле печи.

Утром Португалец увёз тела двух разбойников к дальнему бору. Там он выбрал поляну пошире, навалил кучу веток и толстых сучьев, втащил незваных гостей наверх и поджёг ветки. “Некогда вам яму копать”, – шептал он, крестясь, – “некогда”.

Когда он приплыл обратно, жизнь на острове текла так, словно ничего не случилось.

– А нас больше не придут пугать? – спросила старшая дочь.

– Нет, милая. Не придут.

– Ты далеко их прогнал?

– Очень далеко. Очень.

Португалец вошёл в дом, обнял прильнувшую к нему Абигаль.

– Видишь, – клинок оставил? Значит, вернётся.

– Но куда он мог уйти? Для чего? Может, был ранен – и умер?

– Не думаю. Он унёс мой сачок для рыбы. Значит, имеет какую-то цель.

Мальчишка вернулся через неделю. Ночью. Так, что его никто не видел. Проснувшиеся утром обитатели острова отперли дверь, вышли – и обнаружили лежащий на лавке сачок. Здесь же лежал мокрый, измазанный тиной узел из их домашнего полотна. Португалец развернул его. Внутри были золотой женский браслет, несколько мешочков с золотыми монетами и два больших, из золота с серебром, канделябра.

– Больше мы его не увидим, – потерянным голосом сказал Португалец. – Если он и вернётся – то очень не скоро.

– Почему?! – вскинула на него горестные глаза Абигаль.

– Его клинок исчез.

История эта имела ещё одно мало кому известное продолжение. Мельник и его сын сидели за громадным обеденным столом, ждали, когда кухарка подаст ужин. Вдруг отворилась дверь и вошёл Португалец. Лицо его было закаменевшим. Руку его оттягивал книзу мешок с чем-то тяжёлым. Сын мельника задохнулся, побагровел. Рот его стал раскрываться, как у выброшенной на берег рыбы. Португалец подошёл к столу, приподнял мешок и с грохотом вывалил на дубовые доски нож, топор и кистень. Сложил пустой мешок аккуратно, сунул его под мышку, повернулся и вышел.

– Ч-что это з-значит? – заикаясь, спросил чего-то вдруг испугавшийся мельник.

Но сын вместо ответа сгрёб железо в обе руки и утащил страшную ношу на мельницу. После этого он сел за стол и всю ночь не переставая пил вино – из кувшинов через край. Под утро он взял зажжённую лампу и, шатаясь, пошёл на мельницу – ещё раз проверить, надёжно ли спрятаны разбойничьи инструменты. Здесь он уронил лампу в солому – и сбить огонь не сумел. Хотел убежать, но пьяные ноги не подчинились. А мельницу потушить не смогли.

Йорге умолк. Бэнсон долго стоял у фальшборта, изредка покачивая головой.

– Разве это возможно, мастер? – спросил он после длительного молчания.

– Что именно? – поинтересовался старик.

– Чтобы мальчик в четырнадцать лет один убил троих взрослых мужчин.

– Тебе это кажется невероятным? Но вот скажи, сколько лет, по-твоему, должно быть человеку, который написал огромный музыкальный труд, – оперу, например? Да сам же её и исполнил?

– Лет тридцать и больше.

– А если он – малыш, четырёх лет от роду?

– Невозможно, мастер. Исключено.

– Вот как? Будет возможность, добрый мой Бэнсон, съезди в город Вену, что в Австрии. Там живёт мальчик по имени Вольфганг Моцарт. Всемирно знаменитый мастер музыки, гений. Ему сейчас одиннадцать лет. А свою первую оперу он написал семь лет назад, когда ему было четыре. Уместно вспомнить слова твоего великого соотечественника Вильяма Шекспира: “Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам”.

Бэнсон развернулся спиной к ветру, поднял воротник куртки, задумался.