Громадный, синий, бархатный, бразильский!Сидит и мерно сдваивает крылья;Глаза мерцают; и спирально вьетсяПружинкой часовою хоботок;Потом вспорхнет он и бесшумно реетСквозь дым табачный, сквозь надрывы джаза,Сквозь мглу диктовки, сквозь шипенье ссоры, –Как весть о небе, вечно голубом!И у людей — косматых, толстых, рыжих,Больных, упрямых, скучных и голодных, –У всяких, кто ни есть, — в душе светлело,Как в комнате, где вымыли окно,И думалось, что наступает Пасха,Что ветер пахнет молодой травою,Что можно тут же прыгнуть в легкий поездИ загреметь куда-нибудь на юг!А он, а этот фокусник бродячий,С лукавою и доброю улыбкой,Уже забыв о мотыльке, топталсяМеж столиков, диванов или парт;Ему порой давали рюмку водкиИли сосиску на отломке хлеба,Или просили не мешать урокам,Или сажали чай с вареньем пить.Он исчезал на долгие недели,Потом опять куда-нибудь вторгался,Опять ладонь вытягивал большую,И возникали снова чудеса.То на клеенке, вытертой и сальной,Он быстрым жестом ставил дивный городВеличиною в торт, — и в колоннадахЛежала тень и проходил Перикл, –То стряхивал он в миску суповуюГорсть лепестков невиданного цвета, –И ромовая жженка полыхала,И сам Языков песню заводил;То бусинку меж пальцами катал он,Подбрасывал, — и к потолочной лампе,Как бы к Сатурну, золотые луныСлетались: любоваться и кружить;То он хватал из воздуха Киприду,Не больше куклы, на газету ставил, –И пеною морской клубились буквы,И вместо мути повседневных дел,Убийств, процессов, сплетен, котировок,Парламентских скандалов и рекламыНа мраморную красоту богиниПрохладою дышал ультрамарин.А иногда, пошевелив рукою,Приманивал к себе он ниоткудаГолодную нагую обезьянку,Дрожащую от стужи, — и онаТак мудро и беспомощно гляделаИ так благодарила за бисквитик,Что люди вновь стыдиться начиналиИ вновь умели пожалеть людей.А иногда невесть какой пилоюОн скрежетал по жести и смеялся,И объяснял, что цель такой забавыВ том, чтоб заставить музыки искать.Так он скитался. Жил он без прописки.Он не платил ни податей, ни пошлин.Был некрасив, бедно одет. — И звалиЕго слегка насмешливо: «поэт».
30. IX.1953 — 10.V.1955
КОРРОЗИЯ
Время цедя сквозь тысячи книг,Что прочитал ты и вновь читаешь,Так странно думать, что ты — старикИ ничего уже не ожидаешь.И не всё ли равно, что сказал ПлатонИ какие глубины в интегралах Эйнштейна?Вот на креслах — видишь? — протерся кретон,И к обеду тебе не достали портвейна!Да! Большим негодяем был этот король!..Да! В прелестной каретке ездила фея!..Как хорошо, что зубную больМожно лечить отваром шалфея.Нет, не волнуйся, никуда не спеши;За окнами — дождик; тучи нависли…О, это выветривание души,О, эти каверны воли и мысли!
